Кровавое забытье - Вела Рот

Трои швырнул тело Кайона к своим ногам и шагнул. Как только он достиг Селандин, он почувствовал давление в воздухе от заклинания перемещения магов. Они исчезли вместе с ней у него на глазах.

Ее веретено упало на пол и покатилось к Трои, остановившись у его ног.

Ярость не вылилась в крик. Эта боль была глубже любых звуков и мыслей.

Риксор, последний выживший в этой бойне, лишь мельком увидел обнажившиеся клыки Трои — и тут же бросился прочь.

Глава 11

Шаги Риксора затихли в особняке. Величайший враг Трои уходил. Он позволил ему уйти. Кровь Кайона растекалась по помосту к упавшему веретену Селандин.

Не уходи, умоляла она.

Трои подвел ее. Ослепленный жаждой мести, он нарушил свое обещание защищать ее.

Он схватил артефакт, выпавший из ее рук, и окинул магическим чутьем все поместье. Но он не ощущал ее ауры — лишь чары огненных защит, которые медленно гасли, словно клубы дыма, на просторах опустевшей усадьбы.

Он найдет то место, куда ее увезли, и спасет ее, даже если за это его принесут в жертву в Летнее Солнцестояние.

Каким должен быть его следующий шаг? Ответ приходил в голову слишком медленно. Тело налилось свинцовой усталостью. Из груди вырвался яростный вопль бессилия. Рассвет приближался. Ему снова предстоит провалиться в забытье и часами оставаться беспомощным, в то время как Селандин будет мучиться в тюрьме Инквизиторов.

У него не было выбора. Он должен был укрыться в своем особняке и дожить до наступления ночи. Он был бесполезен для нее мертвым.

Трои отступил в свою собственную тюрьму и вошел через брешь, которую она оставила в огненных заклинаниях.

Резкая боль пронзила полузажившие ожоги на его спине. Трои рухнул на землю, слабость быстро распространялась по его конечностям. Он лежал беспомощно на спине и смотрел на кожаный нагрудник с изображением Глаза Гипноса.

Собиратель Даров улыбался ему, держа кинжал, с которого капала магия и кровь Трои.

Последней связной мыслью Трои было то, что некромант никогда не смог бы пройти через защиты Святилища, если бы его не впустила прядильщица.

Сознание к Селандин вернулось вместе с ослепительным солнечным светом, что лился сквозь высокое окно с решеткой в ее камере.

Наступал рассвет. Какой по счету? От этой мысли ее с тошнотворным ужасом резко выбросило из сна.

Память о времени после поимки расплывалась в сплошной череде допросов. Она не могла понять, сколько дней уже провела в этой камере.

Она не знала, жив ли Трои.

Если он вернулся в особняк, тогда все кончено. Представляя, что Собиратель Даров сделал с ним, ее вырвало прямо на пол, в углу камеры, где она стояла, опираясь на руки.

Она так старалась сказать Трои не уходи обратно в поместье, предупредить его до того, как стражи заткнули ей рот. Она опоздала. Хоть бы на миг раньше ей открылась вся правда… хоть бы она нашла в себе силы биться за него так же яростно, как он всегда бился за нее…

Трои был мертв из-за нее.

Она сжалась в комок и рыдала. Рыдала о нем. Она, беспечная вдова, принцесса клана Паво, всегда державшая свои эмоции под жестким контролем, — теперь ее душили рыдания, такие, каких не вызывали ни смерть родителей, ни гибель мужа, ни потеря трона.

Вскоре она присоединится к нему. На этот раз для нее не будет пожизненного заключения в храме. Даже суда не будет. Инквизиторы были полны решимости устроить из нее показательный пример на Алтаре Акрона.

Ее пальцы вновь и вновь возвращались к ненавистным кандалам на щиколотке, бессмысленно скобля его. Эти магические узы станут ее саваном. Она не могла заставить себя остановиться, продолжала ковырять заклепки и дергать за крепления, даже если это стоило ей кровавых ссадин и клочьев кожи.

Она наконец поняла, что делало ее счастливой, но было слишком поздно.

В детстве она делала то, что требовали родители. В замужестве она жила под властью мужа. Как маг, она каждый день боролась с требованиями храма о ее полной капитуляции.

Однако те немногие, золотые годы, когда она была настоящей принцессой, повелительницей самой себя, она не знала над собой иной власти, кроме собственной воли.

Ей не нужны были танцы, власть или месть. Все, что когда-либо имело для нее значение, — это быть хозяйкой своей собственной судьбы.

Она была счастлива, когда была свободна.

Ответ был прямо перед ней той ночью, когда Трои поклялся бороться за ее свободу.

Награда Собирателя Даров не купит ей счастья. За жалкую сумку с монетами она променяла величайшее сокровище, которое когда-либо находила.

Ее последняя встреча с Троем снова и снова проносилась в ее сознании. Был ли хоть какой-то шанс, что он понял ее слова? Могла ли остаться хоть крупица надежды на то, что он сбежал в безопасное место, а не прямо в засаду Сборщика Даров?

После того как она видела, как он победил восемь огненных магов, ей хотелось верить, что он каким-то образом победил и Собирателя Даров. Но даже если так, он мог сейчас скрываться, страдая от ран, и некому было дать ему крови.

Она никогда не узнает его судьбу.

Трои считал, сколько раз он просыпался прикованным к своему трону. Подсчет ночей давал ему крупицу здравомыслия, пока слабость и боль разъедали его рассудок.

— Ты отравил меня? — потребовал он у Собирателя Даров на шестую ночь.

Некромант закинул ноги на стол и закурил.

— Мне и не пришлось. Эти проклятые цепи и так неплохо тебя держат. Ты уже не тот бессмертный, каким был сто лет назад.

Трои не был даже так силен, как когда он пробудился от долгого сна. Голод, терзавший его изнутри уже шестую ночь подряд, причинял куда большую боль, чем столетнее воздержание.

Собиратель Даров улыбнулся.

— Грызущее чувство в твоей глотке скоро прекратится. Нам нужно лишь залечь на дно до тех пор, пока не закончится Летнее Солнцестояние и маги Антроса не упустят свой шанс принести тебя в жертву. Тогда я получу свою награду без их вмешательства. Ты не будешь чувствовать голода после того, как я доставлю твою голову в Храм Гипноса в мешке.

Трои не ответил, его зубы стучали от лихорадочного озноба. Он едва мог сосредоточиться на словах врага. Мысль о крови Селандин поглощала его. Оттенки ее вкуса… ощущение ее жизненной силы, текущей в его