Летний сад - Полина Саймонс

Наконец Татьяна сказала:

– Дальше без меня. Я больше не могу ходить.

– Нет, идем с нами! – заныл Энтони. – Пап, я могу сам подняться. Можешь ты донести маму?

– Думаю, смогу.

Энтони потрусил вперед, а Александр понес Татьяну на спине. Она визжала, на ее лице замерзали слезы. Но потом они помчались вниз, Татьяна с Энтони вместе на одних санках, и они старались обогнать Александра, который был тяжелее матери и сына, вместе взятых, и он отлично маневрировал, его не тормозил страх маленького мальчика, как Татьяну. А она все равно неслась во весь дух, и Энтони восторженно и испуганно верещал. Она почти победила Александра. Только внизу налетела на него.

– Ты прекрасно знаешь, если бы не Энтони, тебе бы не победить! – заявила она, рухнув на него.

– О, я победил бы, – возразил он, сталкивая ее в снег. – Давай мне Энта и посмотрим.

Это был хороший день.

Они провели еще три долгих дня среди белых горных ясеней у белого залива. Татьяна пекла пироги в большой кухне Нелли. Александр читал от корки до корки все газеты и журналы и рассуждал о послевоенной политике с Татьяной и Джимми, даже с безразличной Нелли. На картофельном поле Нелли Александр соорудил для Энтони снеговиков. Вынув пироги из печи, Татьяна вышла из дома и увидела шесть снеговиков, выстроенных как солдаты, от большого до маленького. Она неодобрительно хмыкнула, сделала большие глаза и утащила Энтони подальше, чтобы слепить из снега ангелов. Они соорудили их тридцать, тоже выстроив в ряд, как солдат.

На третью ночь зимы Энтони лежал в их постели, забывшись тревожным сном, а они не спали. Александр поглаживал ягодицы Татьяны под ее ночной рубашкой. Единственное окно их комнаты залепил снег. Татьяна предполагала, что за снегом сияла луна. Ее руки становились настойчивыми. Александр тихо сбросил на пол одно одеяло, тихо уложил на него Татьяну, тихо перевернул ее на живот, и они тайком занялись любовью, как два пехотинца, молча ползущие к линии огня, – его живот прижимался к ее спине, его тело полностью закрывало ее маленькое тело, одной рукой он сжимал ее запястья у нее над головой. Удерживая ее так, он целовал ее плечи и затылок, а когда она поворачивала голову, целовал в губы, и его свободная рука блуждала по ее ногам и бокам, а он двигался глубоко и медленно, что уже было удивительно само по себе, но еще более удивительным было то, что он развернул ее лицом к себе, чтобы закончить, но все так же удерживал ее руки и даже с заметным шумом резко, коротко выдохнул в лихорадке последнего момента… а потом они неподвижно лежали под одеялами, и Татьяна тихонько заплакала под ним, а он сказал:

– Тихо, тихо, не надо.

Но не слез с нее сразу, как обычно.

– Я так боюсь, – прошептала она.

– За что?

– За все. За тебя.

Он промолчал.

Татьяна сказала:

– Так, значит, ты хочешь убраться отсюда?

– О боже… Я уж думал, ты никогда не спросишь.

– Куда вы надумали отправиться? – спросил Джимми на следующее утро, увидев, что они складывают вещи.

– Просто уезжаем, – ответил Александр.

– Ну, вы знаете, что обычно говорят. Человек предполагает, Бог располагает. Мост с Оленьего острова обледенел. Несколько недель по нему не проехать. Пока снег не растает.

– А как ты думаешь, когда он может растаять?

– В апреле, – ответил Джимми, и они с Нелли рассмеялись.

Джимми обнял ее своей единственной рукой, и Нелли, весело глядя на него, похоже, вовсе не беспокоилась о том, что второй руки у него нет.

Татьяна и Александр переглянулись. Апрель! Александр сказал Джимми:

– А знаешь что, мы все же попытаемся.

Татьяна заговорила, хотела сказать: «Может, они правы…» – но Александр остановил ее взглядом, и она умолкла, устыдившись того, что чуть не начала возражать ему при чужих людях, и вернулась к сборам. Они попрощались с огорченными Джимми и Нелли, попрощались со Стонингтоном и повели свой «номад-делюкс» через Олений остров к материку.

И именно в этот момент распорядился человек, не Бог. Мост был очищен командой Оленьего острова. Ведь когда мост был покрыт льдом, никто не мог доставить все необходимое жителям Стонингтона.

– Что за страна! – сказал Александр.

Он вел фургон на материк и на юг.

Они остановились у тети Эстер, и Александр обещал, что это будет семейный трехдневный визит.

Пробыли они там шесть недель, до Дня благодарения.

Эстер жила в большом старом доме, в старомодном белом Баррингтоне вместе с Розой, своей экономкой. Роза знала Александра с самого рождения. Обе женщины кудахтали над Александром и его женой и сыном так страстно, что уехать быстро было просто невозможно. Они купили Энтони лыжи! Они купили Энтони санки, и новые ботинки, и теплые зимние куртки! И мальчик целыми днями пропадал на улице. Тогда они купили ему настольные игры и книги! И он теперь целыми днями сидел дома.

– Чего еще тебе хотелось бы, милый Энтони?

– Мне бы хотелось пистолет, как у папы.

Татьяна яростно замотала головой.

– Ты только посмотри на Энтони, какой изумительный мальчик, и он так хорошо говорит в свои три с половиной года, и разве он не похож на отца как две капли? Вот здесь у нас фотография Александра в детстве, Таня!

– Да, – согласилась Татьяна, – он был прелестным ребенком.

– Был когда-то, – сказал Александр, – только никогда не улыбался.

И Татьяна чуть не заплакала.

Эстер, ничего не заметив, продолжила:

– Ох, да мой брат просто обожал его. Он ведь появился так поздно, понимаешь, Таня, а они так отчаянно хотели ребенка, они много лет пытались… Я никогда не видела мужчины, так любящего своего сына. И его мать тоже… Мне хочется, чтобы ты это знал, Александр, милый, для них весь мир состоял только в тебе.

Тик-так, тик-так, шесть недель, их просили остаться на каникулы, на Пасху, на Четвертое июля, а может, и на День труда, вообще на все дни, просто остаться.

Но внезапно поздно вечером, когда Александр, устав от игры в снегу с Энтони, задремал в гостиной, а Татьяна перед сном мыла чайные чашки, в кухню вошла тетя Эстер, чтобы помочь ей, и сказала:

– Только не роняй чашки, когда это услышишь. Некий человек по имени Сэм Гулотта, из Министерства иностранных дел, звонил сюда в октябре. Не расстраивайся, сядь. И не беспокойся. Он звонил в октябре и снова звонил сегодня днем, когда вы трое гуляли. Пожалуйста… что я тебе