В разводе. Ты нас недостоин - Элль Ива

В общем, против меня задействовали тяжёлую артиллерию. Против меня одной. И, судя по всему, Кирилл ничего не может с этим поделать. Свекровь начинает долбиться в ворота вместе с полицией.

Я закрываю глаза. Хоть прячься в подвале вместе с детьми… Чёрт побери, никто не торопится на подмогу!

Но едва успеваю так подумать, как к воротам подъезжает ещё одна машина. Я с облегчением узнаю в ней машину Натана.

Мой бывший муж выходит оттуда, идёт к представителям опеки.

«Что здесь происходит?» – читаю по его губам.

Бывшая свекровь снова начинает жестикулировать яростно, аж лицо покраснело, обрывки её фраз долетают до меня нечленораздельными, злыми звуками.

Мужчина серьёзно слушает, затем бросает что-то коротко и резко, оборачивается к полицейским, к опеке, что-то им говорит. Я смотрю, как те дают ему какую-то бумагу, а затем все разъезжаются. Натан жмёт руку Кириллу, тот уезжает тоже.

Я медленно выдыхаю.

Остаются только свекровь и Натан. Они заходят на территорию, ворота Натан открывает своими ключами, затем идут к дому. Мужчина звонит в дверь.

Разумеется, я не могу ему не открыть.

Свекровь красная от злости, но молчит. Я не понимаю, зачем она здесь. Смотрю на своего бывшего:

– Ты видишь, что за спектакль они здесь устроили, Натан?

Он молча берёт меня за руку, крепко стиснув пальцами запястье, и ведёт наверх, в большую спальню. Заталкивает в комнату и закрывает за собой дверь.

– Что не так? – мне нравится его гнетущее молчание.

Кажется, мужчина безумно чем-то недоволен. Я никак не понимаю, чем. Что я такого сделала, чтобы вызвать его недовольство?

– Я дал тебе дом, – начинает он вкрадчивым, низким голосом, глядя на меня сверху-вниз. – Я дал тебе всё для того, чтобы ты чувствовала себя уютно и безопасно. Так какого чёрта, Эва, ты не можешь быть хозяйкой в собственном доме?

Смотрю на него, ошарашенно хлопая глазами, и не понимаю, что он имеет в виду.

– Твоя мать, – начинаю, но он не дает договорить:

– Тебя никто не заставлял сюда пускать её. Я тебе сказал, что это твой дом, – продолжает он низким, напряженным голосом. – Моя мать – немолодая, не совсем здоровая и себе на уме женщина. Я не хочу с ней ссориться из-за того, что ты не смогла с ней подружиться, ясно тебе?

– Она вызвала опеку на меня, чтобы забрать моих детей… Она мне денег предлагала. Я же прислала тебе эту аудиозапись, ты видел?

– Я знаю свою мать, – продолжает он тихо и недобро. – И ты тоже её знаешь. Будь умнее, Эва. Не лезь на рожон. Я тебе дал всё для комфортной жизни с детьми, но ты почему-то не можешь этим никак воспользоваться. Строишь из себя жертву, ссоришься со всеми подряд. Всех вызываешь на скандалы...

– Так отпусти меня тогда отсюда, раз я такая плохая! – выдыхаю отчаянно.

Он щурит глаза.

– Ты можешь идти на все четыре стороны, дорогая, если тебе так тут не нравится. Но вот детей я тебе не отдам.

20

– Вот, значит, как ты заговорил? – поднимаю на него взгляд. – Что значит «не отдашь»? Кто они тебе, эти дети? Ты их не знаешь, ты их не рожал, ты их не воспитывал! Для тебя они всего лишь игрушки. Ты даже не знаешь, как с ними обращаться! Наймёшь няньку и будешь играться каждый день, считая себя хорошим папой? Но им и мать нужна, Натан! В первую очередь именно мать! А ты, кажется, это забыл? Давай не будем ругаться, – предлагаю, чувствуя, как дрожит в груди воздух. Я понимаю, что очередной скандал ни к чему хорошему не приведёт. – Если ты хочешь чего-то, нужно договариваться, а не угрожать. Угрозами ты ничего хорошего не добьёшься. Никогда.

– Быть может, ты права, – отзывается он спокойно. – А может, и нет. Но я пробую с тобой по-хорошему. Только что-то как-то не выходит…

– Быть может, ты плохо пробуешь.

– Не исключено, – мужчина шагает ко мне, берёт из моих рук видеоняню, смотрит на экран. Наши дети сладко спят в своих кроватках. Такие трогательные, маленькие ангелочки. Обнимают свои новые игрушки, безмятежно видят сладкие сны.

И мне безумно хочется, чтобы такими безмятежными они и оставались, чтобы их не касались мои заботы и тревоги.

Мужской взгляд смягчается, теплеет, на лице появляется слабая улыбка.

– Как ты могла скрыть их от меня? На целый год. Как ты могла?

– А как ты мог, Натан, завести себе любовницу? Если бы не это, ты бы воспитывал детей с самого начала. Поэтому я и не могу с тобой по-хорошему. Пойми меня. Как можно по-хорошему, если ты начал по-плохому? Скажи, как мне снова переломить себя и начать договариваться, если ты начинаешь с угроз?

Натан переводит взгляд на меня, разглядывает моё лицо, отдаёт видеоняню, разворачивается и выходит из спальни.

Слышу его шаги на лестнице. Недоверчиво иду следом – понятия не имею, что он задумал. Я вообще перестала понимать, что у этого мужчины в голове. Наверное, так со всеми изменниками: живёшь с ним, веришь, как себе, а он… он меняет тебя на другую женщину. Хотя клялся верностью, любовью, называл женой. Но всё это ничего не значит, когда появляется другая.

Снизу, из гостиной, доносится его голос. Не громкий, но низкий и вибрирующий – он разносится по дому гулким эхом, и мне даже не надо прислушиваться, чтобы услышать:

– Мама, тебе больше нечего здесь делать. Не появляйся без ведома Эвы. Поняла?

– Ну как же, Натан, как же… это ведь и мой дом тоже…

– Не знаю, кто тебе это сказал. С чего это твой дом? Ты сама так решила. Но нет – это не твой дом.

– Так ведь ты его для Веронички купил… – уговаривает Марина Аркадьевна недоверчиво.

– Никакой Веронички нет, мама. Ты путаешь. У меня только одна женщина в жизни. И она сейчас наверху вместе с моими детьми. Хватит нервировать её своим присутствием. И своими словами тоже. Не лезь к ней, договорились? У тебя своя жизнь. Мы будем видеться отдельно. Тем более тебе дети не нравятся. Ты считаешь их чужими. Так что нянчи Дамира.

– Но, Натанчик… ну как же…

– Я всё сказал. Идём. Провожу тебя до такси.

– А ты меня