Опасная связь - Ана К. Блэклейс

злой взгляд, открывая рот, чтобы выпалить в его лицо что-нибудь матерное, но его черный взгляд буквально загоняет мои слова обратно в глотку. Он говорит без слов: если я начну протестовать, он сделает все гораздо хуже. Я это чувствую всем своим существом.

— Я могу идти сама, — выдавливаю сквозь стиснутые зубы, цепляясь за остатки достоинства.

По сигналу Деклана его охранники отпускают меня. Я быстро провожу руками по своему костюму, разглаживая помятости, и оглядываюсь, надеясь, что все прошло незаметно, как падение вазы Никко.

Но, конечно, все смотрят. А Никко? Он просто наблюдает из-под нахмуренных бровей. Возмущение подступает к горлу.

— Серьезно? Ты просто будешь сидеть и ничего не делать?

Единственный ответ, раздражающий до зубного скрежета, — смех Деклана.

— И что бы ты хотела, чтобы он сделал, маленькая шпионка? — Деклан поправляет запонки, его движения хищные. — Давай, я открыт для предложений. — И, похоже, для развлечения, судя по его тону.

Я фыркаю, как разъяренный бык, и сверлю взглядом Никко.

Его стеклянные голубые глаза скользят с Деклана на его охранников. Может, он оценивает ситуацию, как профессионал, прикидывает, как мог бы их обезвредить. Но, с другой стороны, возможно, он думает вовсе не о моей защите, а о своей, просчитывает, как выбраться из этой заварушки, если дело дойдет до крайностей. Если Деклан решит, что не намерен оставить нашу встречу без последствий.

Что бы ни творилось у него в голове, он ничего не сделает. Я полностью в власти Деклана.

Последнее, что я делаю, — это сверлю Никко взглядом, словно он самая мерзкая тварь на свете.

— Невероятно.

С этими словами я расправляю плечи, поднимаю подбородок и с тяжелыми шагами направляюсь к выходу. Но как только мы достигаем барной зоны ресторана, один из людей Деклана хватает меня за руку.

— В туалеты, — бурчит он.

Холод пробегает по всему телу. Внезапно я хочу быть глупой, чтобы не понимать, что сейчас произойдет.

Но любое сопротивление с моей стороны только усугубит ситуацию. Его люди схватят меня, силой потащат, и всем станет ясно, что я буквально его сучка. Поэтому я иду к задней части бара и слабо освещенным туалетам с поднятой головой, даже несмотря на то, что мой подбородок предательски дрожит.

Охранники Деклана распахивают дверь в мужской туалет. И в тот момент, как я ступаю в приглушенно освещенное помещение с бежевым мрамором, Деклан грубо хватает меня за руку и тащит к одной из кабинок. Я спотыкаюсь о собственные ноги, мои черные туфли на каблуках скользят, одна слетает с ноги.

С тех пор как случилась та сцена на съемочной площадке, я перестала носить свои красные офисные платья и яркие костюмы. Недавно я заменила и свои красные туфли на черные. Я больше не чувствую себя той женщиной, которая носит красное. Больше я не девчонка, которая рвется доказать свою компетентность всем и каждому. Теперь я та, кто просто хочет не высовываться.

Но мой враг не позволит мне этого. Не теперь, когда он снова вцепился в меня своими когтями.

Он грубо толкает меня внутрь кабинки. Я ударяюсь о заднюю стену, ладонями хлопая по холодным мраморным плиткам, чтобы удержаться. Мой горячий выдох мгновенно запотевает блестящую поверхность. Горю я и внутри, и снаружи. Мое лицо, должно быть, покраснело и вспотело, но это не единственная причина, по которой я не поворачиваюсь.

Я остаюсь на месте, одно колено на идеально чистом сиденье унитаза, спиной к мужчине, чей запах заполняет тесное пространство. Сердце бешено колотится. Я до усрачки боюсь посмотреть в его бездонно-черные глаза. Я знаю, что он не закрыл дверь за собой, и не только потому, что мы бы здесь не поместились, если бы начали двигаться так, как он задумал. Кабинки в таких роскошных местах просторные, но Деклан — крупный парень, хотя и не выглядит громоздким.

Но его люди тоже здесь, в туалете. И он хочет, чтобы они смотрели. Или хотя бы знали, что произойдет.

— Повернись, — приказывает он, его бархатистый голос исчезает, сменяясь настоящим, смертельно опасным тоном. Таким, которому повинуешься инстинктивно.

И я поворачиваюсь, мои руки опускаются со стены, когда я оборачиваюсь к нему лицом. Мой взгляд сначала падает на его отполированные черные туфли, а затем медленно поднимается вверх по брюкам, обтягивающим жесткие мышцы его ног. Я останавливаюсь на уровне его груди, не в силах встретить его черный взгляд, который преследует меня годами.

Я, должно быть, выгляжу, как школьница перед директором, ожидающая наказания в туалетной кабинке. Эта мысль заставляет мою киску увлажниться. Все, что я могу сделать, — это удержаться, чтобы не сжать бедра вместе. Я не чувствовала себя так годами, и меня бесит, как мой клитор пульсирует в такт с висками. Я переступаю с одной ноги на другую, пытаясь обрести равновесие, одновременно натягивая вниз юбку черного костюма. Она задралась вверх по моим бедрам.

— Не надо, — командует он, и мои руки замирают на полпути.

Я невольно поднимаю взгляд, и дыхание застревает в горле. Для меня Деклан Сантори всегда был самым красивым мужчиной на свете, и это не изменилось. Вероятно, никогда и не изменится. Его охранники, находящиеся за его спиной и прекрасно понимающие, что он собирается сделать со мной, пробуждают во мне возбуждение, в котором я боюсь признаться даже себе.

Воспоминания о той ночи в братстве вспыхивают в моей голове, особенно момент, когда мои груди покачивались над перилами перед ревущей толпой. Если бы кто-то из них посмотрел наверх хоть немного осмысленным взглядом, они бы увидели, как меня трахает сзади самый крутой парень на кампусе.

Через секунду тайна, которую мы скрывали все эти годы, ударяет меня в затылок, возвращая в реальность.

— Собираешься заставить меня сосать тебе прямо на глазах у твоих людей?

Его глаза медленно скользят по моему телу, ни разу не поднимаясь выше шеи. Словно мое лицо не имеет значения.

— Ты все еще должна заплатить за то, что сделала, маленькая шпионка, — произносит он. — Ты же знала, что тебе не сойдет с рук то, что ты однажды отсосала у меня.

— Тогда давай покончим с этим.

Он запрокидывает голову и смеется, но в его смехе больше злости, чем веселья.

— Покончим? Я готовился к этому семь лет, и я никуда не тороплюсь. Это будет больно, Миа Роджерс.

Я закусываю нижнюю губу, сдерживая стон. Его слова, угроза, стоящая за ними, наполняют меня похотью, а не страхом. Моя гордость сейчас будет растоптана, и единственное, что я могу для себя сделать, — не показать, насколько