Фиктивная жена для бывшего - Анастасия Градцева

Грудь сдавливает до боли.

– Что с ним? – хриплю я, с трудом проталкивая слова через стиснутое спазмом горло. И господи, как же я боюсь услышать, что Леша умер, что не пережил пересадку.

Но его мама, тихо всхлипывая, рассказывает про какое-то редкое осложнение.

– Тромбоз печеночной артерии? – повторяю я, выцепив этот диагноз из ее несвязного бормотания. Слава богу, жив. Слава богу! – Но с этим же можно что-то сделать?

– Кажется, можно, – тускло говорит она. – Но для этого нужна какая-то дорогая установка, тут она на весь центр одна и на ней уже лежит человек. Они же не могут его отключить. И какое-то оборудование нужно для операции, и сосудистый хирург, а их врачи за такое не возьмутся… Сказали, что никак уже. Ничего не сделать. Лешеньке дают несколько часов, больше печень не продержится, а потом… – Его мама наконец плачет в голос. А затем сквозь рыдания шепчет: – Я позвоню, когда все кончится. Вы же придете с ним попрощаться?

Это простое слово «попрощаться» вдруг перетряхивает меня с ног до головы жутким осознанием: это все.

Это и правда все.

Я отшвыриваю телефон и вою как зверь, кричу, швыряю вещи в стену и не могу, не могу успокоиться.

Леша такой хороший, такой добрый, он мой единственный брат, мой единственный родной человек. За что?! За что так с ним? Это просто нечестно.

Я же нашла деньги на пересадку! Все должно было кончиться хорошо!

Почему все в жизни так несправедливо?

Почему он умирает, а я ничего не могу сделать?

– Лера!

В дверях моей спальни вырастает бледный Дамир. Я швыряю в него чем-то, что мне попадается под руку.

– Уйди! Проваливай!

– Лера, что случилось?

– Он умирает. – Я почему-то смеюсь жутким страшным смехом, а потом опять заливаюсь слезами. – Он скоро умрет. Умрет. И я останусь одна.

– Демидов? – спрашивает он.

Я дергаю плечом, кривлю губы и хочу удариться головой об стену, чтобы разбить ее и больше ничего не ощущать. Не думать. Не плакать. Просто провалиться в небытие.

– Лера! – Горячие крепкие ладони ловят меня, держат, не дают никуда упасть. – Лера, скажи внятно. Что там происходит? Тебе позвонили из больницы?

– А какая тебе разница? – истерично кричу я. – Даже если он умрет, тебе все равно плевать. И на меня тебя плевать. На всех плевать, кроме себя!

– Тихо. – Дамир встряхивает меня за плечи. – Прекрати истерику. Если он пока не умер, может, есть еще шанс.

– Нет! Нет шанса. Нужна срочная операция, а у них нихера нет. Ни врачей, ни оборудования, ничего… Почему так, Дамир? Они же центр трансплантологии, они же все могут! Почему?!

Он прижимает меня к себе и тащит в свою спальню. Я не очень понимаю, зачем, но почему-то послушно семеню ногами.

– Телефон, телефон… – бормочет Дамир. – Так, вот он.

Он кому-то звонит, что-то говорит, но я даже не вслушиваюсь в эти слова. Может, потому, что не чувствую, что это как-то касается меня и моей боли. Просто стою, вжавшись мокрым лицом в горячую грудь Дамира, заросшую жесткими волосами, и тихо скулю. Я больше не могу. Не могу.

Я столько могла, а теперь все. Что-то поломалось во мне.

И уже необратимо.

– Лера!

Я не реагирую.

– Лера! – Дамир разворачивает мое лицо к себе. – Послушай меня, родная, шанс еще есть. У твоего… у твоего Демидова тромбоз печеночной артерии, его надо сейчас положить на аппарат ЭКМО, это что-то типа искусственной печени. Тут в центре один аппарат и он занят, но я добуду другой. Вроде сказали, что в Казани может быть. Привезем срочным рейсом. Слышишь?

– Слышу, – тупо говорю я.

– Этот тромб надо срочно удалять, операция сложная, риск огромный. У них нет своих специалистов, но мне обещали сейчас сделать запрос в Германию и Израиль. Кого-то обязательно найдем и привезем. Все понимают, что тут счет идет на часы.

– Но это же дикие деньги, – бормочу я. – У меня таких нет, у его мамы тоже.

– Я все оплачу.

– Ты?! – Я недоверчиво смотрю на жесткое лицо Дамира. – Зачем тебе это? Леша тебе никто.

– Ты его любишь, – хрипло отвечает он. – А я… Я могу его спасти.

– Он может умереть, – говорю я.

Мне вдруг кажется, что Дамир не понимает: все его потраченные деньги могут провалиться в никуда. Риск огромный. Значит, шансов мало.

– Сделаем так, чтобы не умер, – хмуро отвечает Дамир. – Раз он тебе нужен.

Я издаю жалкий звук, что-то среднее между писком и всхлипом, и опять утыкаюсь в него лицом, обхватив руками.

– Я для тебя за это все, что хочешь… – исступленно шепчу я. – Все!

– Тише, девочка, не обещай мне ничего, – грубовато говорит Дамир, проводит горячей ладонью по моей спине и отстраняет меня. – И лучше сядь на кровать или в кресло и не мешай. Мне надо еще позвонить.

Но я никуда не могу идти, я просто сползаю вниз и устраиваюсь у его ног. Сижу на полу, обхватив колени руками, и жду. Жду, когда Дамир закончит говорить с кем-то по телефону своим отрывистым резким тоном.

Пока он говорит, значит есть надежда, да?

Я не верю, что все может закончиться хорошо. Не молюсь. Не прошу высшей справедливости. Я уже не верю ни в счастливые финалы, ни в бога, ни в справедливость. Но Дамиру я почему-то верю.

И поэтому – жду.

Хотя и сама не очень понимаю, чего именно.

Глава 17.

– Можем ехать в больницу, – вдруг говорит Дамир, и это вырывает меня из анабиоза.

– Зачем в больницу? – шепчу я, нервно сглатывая. – Проститься?

– Нет. – Он поднимает меня с пола, обнимает за плечи. Потом приглушённо бормочет себе под нос: – Кажется, это мне надо будет прощаться.

– Дамир! – вскрикиваю я и с силой сжимаю его запястье. – Скажи мне! Что происходит?

– Аппарат грузят в медицинский вертолёт, – говорит он. – Из Казани он долетит быстро, так что скоро его доставят в палату к Демидову. Это поможет ему продержаться какое-то время. И, если всё получится, то через час из Германии сюда вылетит сосудистый хирург с мировым именем. Нам повезло: наш немецкий партнёр как раз летит в Москву на частном джете и готов взять профессора с собой. – Дамир вздыхает и глухо добавляет: – Я не обещаю, что Демидов выживет, Лер, но поверь: я сделал для этого всё возможное.

– Спасибо, – шепчу я и утыкаюсь носом в его грудь. – Господи, как страшно. Очень страшно. Даже не представляю, каково сейчас его маме.

– Поехали в больницу. Там