Неистовые. Из огня да в полымя - Алиса Перова

— Не так чтобы очень. И меня больше не устраивает наш первоначальный договор.

— Что ж, переиграем, — в её голосе снова послышались бархатистые нотки, от которых по моей шее разбежались колючие мурашки. — Дружба ведь предполагает компромисс, а мы же с тобой друзья.

— А ты всем своим друзьям время от времени поджариваешь мозги?

— Прости, это была вынужденная мера. Но, поверь, исключительно во благо. Так что, Гена, мы еще друзья?

— Му-гу, ты вот так постой еще минутку и увидишь, как трубится мой дружественный хвост.

— Пошляк! — Диана фыркнула и, отстранившись, отступила на шаг.

— Ведьма! Если боишься, что твоему борзому пацану грубо свернут шею, то могла бы и ему поправить извилины. Ты же на него даже голос ни разу не повысила.

— И не буду. Я предупреждала, что с ним непросто, и его система ценностей несколько отличается от понятной тебе. Реми — продукт той среды, в которой вырос. Ты ведь знаешь, что меня было слишком мало в его жизни, а человек, которого мой сын боготворил и считал своим отцом, привык брать от жизни всё, не считаясь с мнениями и чувствами других людей. К счастью, моему Реми ещё слишком далеко до своего циничного и жёсткого отца. И до тебя, благородного, тоже неблизко. Но он — самое дорогое, что есть в моей жизни, и я никогда не устану за него бороться. Я волью в моего мальчика столько любви, что в его сердце даже крохотная льдинка не укроется.

Я с трудом выдержал пылающий взгляд Дианы, а от силы ее эмоций меня буквально вдавило в кресло.

Знаю, что я один из немногих, кому довелось видеть эту железную леди ранимой и слабой. Мне очень хочется пожалеть эту девочку — отважную, злую и ослепительно красивую в своей ярости. Но я робею и преклоняюсь перед чувствами этой женщины — безусловной и безграничной любовью матери. И просто опускаю глаза, потому что не смею ей возражать даже взглядом.

Мы ещё долго молчим. Я думаю о своей доброй, нежной, замечательной маме… и о том, каким бы я стал, не будь ее рядом со мной. Ведь с ней даже мой отец становится человечнее.

— Как твоя голова? — Диана переплела руки на груди и снова стала моей милой доброй подружкой. — Уже легче?

Осторожно покрутив головой, я понимаю, что да — гораздо легче. Чего, к сожалению, нельзя сказать о душевном состоянии. Меня будто разложили на элементы, а потом кое-как наспех собрали.

— Да, — киваю, — всё путём.

— Тогда за мной! Для тебя у меня припрятана ещё одна лечебная пилюля.

Я неохотно выбираюсь из кресла и следую за Дианой.

— Мне б сейчас «Похерончику» граммов триста, — бурчу себе под нос, а выйдя за дверь, невольно сжимаю кулаки.

— Это не поможет. И, откровенно говоря, я не думаю, что у тебя есть причины для ревности.

— Серьезно, что ль?! — я не могу сдержать нервный смешок, а в груди так больно, что воздух сгорает без остатка. Дышу, как собака, и рычать хочется.

— Гена, — Диана разворачивается ко мне, — тебе не в чем упрекнуть свою Стефанию. Тебе ли не знать, что если мужчина хочет поцеловать женщину, то он редко предупреждает об этом. И ещё меньше вероятности, что женщина успеет выставить перед вероломной физиономией кулак.

Вытаращившись на Диану, я размышляю над ее словами долго и обстоятельно. А до конца вникнув в смысл, притягиваю её за шею и целую. В ответ — ни сопротивления, ни отклика.

Я первым разрываю контакт, и в тот же момент справа от нас раздаётся какой-то сдавленный звук.

По закону подлости (или справедливости) это должна быть Стефания, и я медленно поворачиваю голову. Но нет — это Одиссей, задрать его пассатижами! Очочки сползли на нос, губёшки дрожат, ручонки ощупывают карманы.

— А… а я вас п-потерял.

— И как — нашёл?

— Нет, — замотав кудрявой башкой, он развернулся и торопливо потрусил к лестнице, а я перевёл взгляд на Диану.

— Ну и как — полегчало? — она усмехнулась и хищно облизала губы.

— Нет, — я тяжело вздохнул и виновато склонил голову, готовый огрести по шее.

— Тогда вперёд, зайчик, — к ёлочке.

Му-гу, зайчик-раздолбайчик!

Тот самый случай неудачной мутации — зайчик выглянул в окошко, и во лбу пробились рожки.

Я снова поднял взгляд на Диану.

— Прости, моя Королева, это был следственный эксперимент.

— Полагаю, ты выяснил, что хотел? — на прекрасном лице ни злости, ни смущения. Хотя, вряд ли ей ведомо такое чувство, как смущение. В отличие от меня.

— Следствие зашло в тупик, — я вздыхаю, стараясь не смотреть на её губы. Получается плохо.

— Бывает, — она передёрнула плечами. — Так ты идёшь или хочешь продолжить экспериментировать?

Это что — приглашение или издёвка? И, хотя продолжать я не собираюсь, чувствую себя полным идиотом.

— Почему ты меня не оттолкнула? — мой вопрос прозвучал грубо и тупо, а губы Дианы снова дрогнули в улыбке.

— Может быть, я растерялась?

Может быть?! Охренеть! А может, тебе неожиданно понравилось?

С женщинами иногда случаются такие нежданчики — спонтанный поцелуй на крыше, случайный секс с залётным Дедом Морозом…

И, прежде чем я сформулировал неделикатный ответ, Диана развернулась и поцокала тонкими каблучками по белому мраморному полу, давая понять, что разговор закончен, а все мои следственные действия — всего лишь очередной аргумент в пользу её неотразимости. Вот же чёртова ведьма!

Нет на свете опаснее хищника, чем женщина!

Даже Одиссей это знает. И если уж заднеприводные, самые стойкие к женским чарам, теряются и плывут, то мне, безнадёжному натуралу, и подавно нет спасения. Сокрушили эти бестии! Все беды от них — от женщин!

Стройные ножки проходят мимо одной двери, второй… а я злюсь, не в состоянии упорядочить разбежавшиеся мысли. Вот какое может быть доверие, если любой членоносец способен легко и безнаказанно присосаться к твоей женщине? И как у них всё просто — растерялась! Твою мать, это ж до каких пределов можно потеряться? Хорошо, что я, порядочный, попался, а будь Жека — уже обнажил бы своё копьё, пользуясь замешательством дамы.

— Чем только твой Фил думает? — цежу себе под нос, остро сочувствуя Феликсу. — Я