Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

ассоциаций к тому русского языка, я опутываю его тонкими, невесомыми нитями. Они рвутся, с трудом прилипают к обложке роскошной книги — подсознание Эльфи сопротивляется непривычной нагрузке.

Тем не менее, моё насилие над личностью омеги дало результат — я смог опутать том вновь установленного языка ассоциациями и логикой. Да, язык невозможен без логики. В этом его трудность, в этом его сущность. Грамматика и математика — вот два, всего лишь два и только два — других нет, способа описания МИРА. И чем точнее, образнее, выпуклее описание, тем более мир идёт навстречу искуснику, дерзнувшему разговаривать с ним. Для менталиста это важно, как ни для кого другого. Эльфи не искусник и никогда им не будет — я это вижу ясно, но он важен для меня, как тот, с кем я могу говорить на одном языке в прямом и в переносном смысле…

На этом пора заканчивать, иначе я получу пускающего слюни идиота.

— Вставай, красавица, проснись, — разбудил я омегу утром.

— Ах, оме, перестаньте, — проворчал разбуженный затемно Эльфи.

При этом, наш разговор шёл по-русски!

Есть! Получилось!

Хороший ты мой! Ура! Мы ломим, гнутся шведы!

Всё! Теперь с ним только по-русски. Ну, по крайней мере, когда мы одни. Веник не в счёт.

В течение нескольких дней после моего вмешательства Эльфи отъедался и даже его токсикоз немного отступил.

* * *

Сиджи и Ют остановились в своём развитии — им были необходимы объекты для воздействия. И я придумал. Дитрич получил от меня приказ предоставить мне свой выезд, на котором он катался с Герти и его детьми в парке.

Роскошная пара серых в яблоках лошадей фыркала и топталась у дома Хени и Дибо (любопытствовать, для чего мне нужны кони, я запретил, а кучеру подправлю память).

Снарядив к поездке Адельку (нечего ему в доме торчать, с нами прокатится, заодно поизучаю его), и с хлопотливой помощью старичков одевая Сиджи и Юта, я выслушивал от Штайна результаты лечения Адельки (перед этим отправив мальчишку к саням).

— Мастер Дитрих, ваша милость, говорит, что сделал всё что мог. Болеть мальчишка не болеет, но с детьми у него проблемы будут, — старательно выговаривая слова цитировал целителя старик. Супруг его, приложив руку к губам горестно качал головой.

— Там этот… как его, погодите, оме, у меня записано, — Штайн принёс листок с каракулями, — кольпо… ваги… нит. Мастер Дитрих подлечил нашего Адельку. Снял воспаление, так он мне сказал, а с детьми… Поморозился он… Ещё полечить можно… Но точно не здесь… он так сказал… На воды бы его, — старик расстроенно махнул рукой.

На воды? Подумать надо. В Майнау точно нет. Здесь и вод-то нет никаких. Если только в Лирнессе. Если я туда доберусь… Нет, не так… Когда я туда доберусь. Вот так правильно будет.

Я выглянул в раскрытую на улицу дверь. Аделька стоял рядом с покрытыми ковром просторными расписными санями, восхищённо разглядывал лошадей и что-то выспрашивал у приосанившегося кучера в высокой меховой шапке, в синем, крытом сукном полушубке, подпоясанном широким красным кушаком.

Подхватив телекинезом кульки тепло укутанных детских тел, я плюхнулся в сани, умостил Сиджи и Юта справа от себя, с другой сторòны подоткнул себе под бок Адельку, укрыл всех нас медвежьей полостью и выдохнул:

— Гони!

Застоявшиеся кони рванули, Аделька тихо пискнул и, скрипя промороженным снегом, мы крупной рысью понеслись по заснеженным улицам Майнау.

Гнали к выезду за город, по дороге к горелому кабаку Оппо. Просто потому, что других дорог я не знал. Мелкие, вытаращив глаза и выставив покрасневшие на морозе носики, зарылись личиками в густой мех полости, а я, пользуясь случаем, изучал прижатого ко мне Адельку. Кто он? Ну так-то это было понятно ещё тогда, когда мы его подобрали на базаре. Обычный простой крестьянский мальчик. В силу возраста немного знающий и также немного умеющий. Аделька, учась и играя с Сиджи и Ютом, выспрашивал их обо мне и получил здоровенную порцию восторженных отзывов в духе:

«О, оме, он такой! Он господин! Он заботится о нас! А мы живём для него»

Здесь нужно вспомнить, что мне так и не удалось до конца победить программу Одноглазого. Я сковал чудовищ разума, но уничтожить их не получилось — слишком глубоко они прòникли в детский мозг. И вот мелкие стервецы-искусники систематически выдавали эту ересь Адельке.

Он всё это воспринял как должное — действительно, оме же заботится о нём, Адельке, кормит, одевает, лечит его. Он господин — Аделька поступил к нему на службу. Осталось только жить для господина. Но вот же Сиджи и Ют, живут же для господина, а чем он, Аделька хуже…

Всё это я увидел в головке юного омежки. Шумно выдохнул. Кучер обернулся к нам:

— Что, господин?

— Нет, нет, ничего поезжай, поезжай, любезный…

Вот, что с ними делать?

— Давайте, рассказывайте, как учитесь? — начал я извечный родительский разговор.

Сиджи и Ют наперебой рассказывали, что им удалось узнать из поучений приходящего учителя. Аделька молчал.

Наконец, мелкие искусники выдохлись и я боком толкнул Адельку:

— А ты что молчишь?

— Я оме… Я писать научился, — прошептал он едва слышно.

— А ещё?

— Я читаю хорошо. Учитель хвалит…

— А как со счётом?

Аделька замолчал, а Ют выскочил:

— А я, господин наш, лучше считаю. И Сиджи считает хорошо.

— Воспитанные мальчики-омеги, так себя не ведут, — укоризненно произнёс я, — Ты же видишь, что у него хуже получается. Помогите ему, и он вас нагонит.

Сиджи с Ютом важно покивали головами — ещё бы, господин дал поручение. Ответственное поручение. Теперь они от Адельки не отстанут.

Я погладил Адельку по голове и чуть прижал его к себе:

— У тебя всё получится. Ребята помогут тебе.

От нехитрой ласки у ребёнка (а кто он? ребёнок и есть) навернулись слёзы.

— Ну-ну. Не плачь. Всё хорошо будет. Правда-правда, — подкрепил я слова гипнотическим воздействием.

Выехали за город.

Примерно на половине пути до сгоревшего постоялого двора увидели здоровенного ворòна сидевшего на ветке низко наклонившейся над дорогой.

Ворòн сидел нахохлившись — морозно. Изредка поворачивался и чистил свой горбатый клюв о ветку. Снег, искрящимися иголочками, переливаясь в лучах низкой Эллы сыпался вниз с ветки.

— Стой, — скомандовал я кучеру.

Тот натянул поводья и лошади, храпя, остановились.

— Тут, ваша милость, волки бывают. Как бы до беды не дошло, — сказал он.

— Ничего, мы недолго, — успокоил я возчика.

— Ворòна видите? — спросил я мелких по-русски.

— Видим, — также на русском ответили оба сразу.

— Сейчас вам надо почувствовать его, а потом внушить ему желание. Например,