Поэма о Шанъян. Том 1–2 - Мэй Юйчжэ

В гроб кладут только мертвецов… По телу пробежал холодок. Меня начали одолевать страшные сомнения – а действительно ли я жива? Если не считать боли в руках и ногах и того, что я не могу пошевелиться, других повреждений я не чувствовала. Похоже, я все-таки была жива. И кто осмелился бы убить меня? Политические противники отца? Его давнишние враги? А может, мятежники и разбойники… ну ограбят они меня, дальше что? Зачем им заходить так далеко?

Сотни, тысячи мыслей проносились у меня в голове, тело безудержно трясло, страх и ужас нахлынули на меня и погрузили во тьму. В удушающей темноте я отчаянно боролась, старалась вырваться на свободу, как вдруг… я ударилась о что-то мягкое и теплое… нет… только не это… человек… рядом со мной в этом тесном, узком и темном гробу и в самом деле лежал человек!

Я так перепугалась, что хотела закричать, но из горла не вырвалось ни звука.

Вдруг рядом со мной раздался холодный голос:

– Тише.

Я замерла.

– Не буди меня. Если ты еще раз ко мне прикоснешься и разбудишь…

Человек говорил медленно, очень тихо и растягивая слова, а еще он постоянно вздыхал. Вдруг моей щеки коснулась холодная, как у смерти, рука. Я задрожала. Пальцы медленно скользнули по моим губам к подбородку, затем ниже, остановились на шее и начали медленно сжиматься.

– Я сломаю твою шейку…

Кто же это? Человек или злой дух? Я задрожала сильнее, сжимая губами тряпичный кляп во рту.

Лежащий рядом мужчина закашлялся – кашель был такой силы, что, казалось, человек вот-вот задохнется и умрет.

Повозка замедлилась, снаружи раздался голос:

– С молодым господином все в порядке?

В ответ послышался сердитый голос:

– Кто тебе велел останавливаться? Пошел! Вперед!

Повозка снова набрала скорость – я сильно ударилась о деревянную стенку и вся сжалась от боли. Лежащий рядом злой дух тоже застонал от боли, его холодные руки беспорядочно блуждали по моему телу, он цеплялся за одежду так, будто падал, точно терпел невыносимые муки.

Меня словно обвивала ядовитая змея. Как же мне было холодно, голодно… и страшно…

Повозка держала прежний путь. Я старалась не заснуть, цепляясь за все раздающиеся снаружи звуки… Я слышала шум воды, голоса людей с рынка, могла различить шум ветра и дождя… Лежащий рядом человек засыпал, но каждый раз, когда повозка дергалась, снова просыпался.

Не знаю, сколько времени прошло, но становилось все холоднее и холоднее. Я очень хотела есть, и было ужасно больно. Казалось, я вот-вот умру.

Я пришла в себя от громкого хлопка. Ослепительно-яркий свет ударил мне в лицо, я с трудом разлепила веки.

– Молодой господин! Молодой господин!

– Осторожнее! Быстро выведи молодого господина!

Среди беспорядочных голосов и силуэтов я разглядела, как вытащили лежащего рядом со мной человека.

В моей гудящей голове не было ни одной мысли. Я чувствовала, как меня подняли, вытащили из гроба и бесцеремонно бросили на холодную твердую землю. Силы окончательно покинули меня. В горле пересохло, я не чувствовала конечностей и не могла пошевелиться.

– Эта девка плохо выглядит. Подохнет скоро, как я погляжу. Может, позовем старину Тяня?

– Старина Тянь сейчас будет заниматься молодым господином. Бросьте ее в сарай и дайте миску каши – проживет еще немного, – ответил кто-то холодным тоном.

У первого человека был очень грубый голос и сильный акцент – на Центральной равнине так не говорят. А второй голос принадлежал женщине.

Когда глаза чуть-чуть привыкли к свету, я смогла разглядеть, где нахожусь. Похоже на ветхий дом… Поперечная балка почти развалилась, на ней образовался слой пыли и грязи.

Передо мной стояло несколько человек разной комплекции и роста. Наряды их напоминали одежду пастухов с северных земель. Лиц я разглядеть не смогла – они прятали головы под войлочными шапками. Кто-то развязал мне руки, вытащил тряпку изо рта и окатил холодной водой. Затем двое здоровенных мужчин подняли меня, потащили вглубь, бросили на покрытую сеном мокрую землю.

Через какое-то время появился еще один человек. Он вошел, положил что-то на землю рядом со мной, развернулся и ушел, закрыв за собой дверь.

Я лежала на сене, мне было холодно и больно – кровь стремительно приливала к онемевшим конечностям. Мне казалось, что я сейчас лишусь чувств. Вдруг я почувствовала странный запах, из-за которого сильно захотелось есть. Впервые в жизни я почувствовала, что значит быть голодным – словно когти тысяч обезьян раздирают внутренности. В трех шагах от меня стояла потрескавшаяся миска, наполовину наполненная чем-то серым и вязким.

Этот запах… он исходил из этой миски, там было что-то из зерна.

«Обезьяньи когти» заскребли сильнее. Из последних сил я приподнялась и протянула руку – но никак не могла достать до миски хотя бы кончиками пальцев. В глазах у меня потемнело. Я легла на землю и поползла. Достав миску, я проглотила липкую кашу одним большим глотком. Грубая кожура от отрубей оцарапала пересохшее горло – мне захотелось ее выплюнуть.

И тут я почувствовала во рту что-то соленое и горькое – это слезы потекли по моим щекам, и я глотала их вместе с плевелами. Миска опустела, горло болело, сладкий вкус зерен таял на кончике языка. Мне стало заметно лучше. Казалось, что это была вкуснейшая еда за всю мою жизнь.

Утерев губы тыльной стороной ладони, я тяжело опустилась на сено. Силы начали постепенно возвращаться. Наконец я поняла, что в мире не было ничего важнее жизни. Я выживу, выйду отсюда живой и живой же вернусь домой.

Голос в голове повторял эту мысль снова и снова. Еще я сказала себе: дочь рода Ван из Ланъи не должна умереть зазря здесь, в сарае! Отец и брат обязательно придут, чтобы спасти меня. Придет Цзыдань, чтобы спасти меня. Тетя придет, чтобы спасти меня… Может быть, даже Юйчжан-ван придет, чтобы спасти меня.

Юйчжан-ван…

Вдруг, будто сквозь пелену холодного тумана, у меня перед глазами всплыли образы того дня, когда награждали войска Юйчжан-вана. Черные доспехи, его черный шлем с копной белого конского волоса. Как он сидел на коне с прямой спиной, как держал меч… вот только ступал он теперь не по столичным улочкам – под конскими копытами хрустели высохшие кости северных варваров – ху [75]. Развевались на ветру бунчуки и знамена, вершил их флаг с иероглифом «Сяо»… Бог войны, герой, мой муж,