Когда оживает сердце - Ханна Бейли

места. Она вытягивает ноги, и кончики пальцев касаются моего бедра. Прикосновение совсем не такое нежное, как в моих мечтах. Зато она впервые не каменеет, как обычно при моем приближении.

– Принесу нож и вилки.

– Ух ты! Будем есть краденый торт вилками? Шикарная у тебя берлога!

– То есть все-таки признаешь, что он краденый? Пиши мне из тюрьмы. Хочу знать, как там Марта.

– Тс-с. – Сесиль толкает меня ногами. – Иди уже за вилками. А то сейчас начну есть руками, как Одесса. Марта, между прочим, давно на свободе. Плохо ты разбираешься в поп-культуре.

От смеха ее щеки розовеют, глаза становятся влажными. Не думал, что буду сегодня веселиться… Рядом с ней все встает на свои места, будто она – солнце этого ранчо, заливающее светом самые темные, потаенные уголки моей души.

Вернувшись, сажусь на середину дивана. В конце концов, не можем же мы есть маленький торт с одной тарелки, сидя в нескольких футах друг от друга. Сесиль вся сжимается при моем приближении. Неприятно, но уже не удивляет.

Пока мы едим, она болтает без умолку. Рассказывает смешные истории из детства, делится впечатлениями от книги, которую читает, и планами на овощи, почти созревшие в саду. Я больше молчу, но она то ли ничего не замечает, то ли замечает и принимает. Удивительно, обычно этот день я провожу один, а сейчас не могу насытиться общением.

– Ну что, вернемся к сериалу? – спрашивает Сесиль.

Мучительно подбираю нужные слова. Слова, которые приведут к поцелую. Надеюсь, мама простит мне, что этим вечером я чаще смотрю на восхитительные губы своей гостьи, чем на экран. Все равно я помню наизусть каждую серию. Сесиль высовывает язык и слизывает крошку торта с нижней губы. С тихим стоном делает «идеальный укус» – по ее словам, это значит ухватить разом столько глазури, чтобы мгновенно развился кариес. Не могу удержаться от мысли, каковы эти губы на вкус. Как они ощущались бы на моем лице, груди. Издала бы она такой же стон, взяв меня в рот? Молча благодарю свою лень: если бы после заката я не поленился встать и включить верхний свет, растущую выпуклость в моих джинсах сейчас было бы не скрыть.

Надо завязать разговор, иначе мне не перестать фантазировать: Сесиль стоит напротив меня на коленях. Сесиль распластана на диване…

– Ты обратила внимание, что сирень отцвела?

– Обратила.

– Можно больше не думать о том, что она символизирует.

Вокруг нас разливается плотное, почти осязаемое неловкое молчание. Ляпнул, идиот. Вот почему мне вредно открывать рот.

– Да… да, конечно. Ну, уже поздно. Мне пора. – Сесиль откладывает вилку и встает.

– Погоди, я…

Машинально хватаю Сесиль за руку, чтобы удержать, и ее буквально передергивает. Господи, одно маленькое движение проясняет все. Я знал, что она появилась здесь не просто так, и теперь, кажется, понимаю, от чего она сбежала и почему каменеет всякий раз, когда я оказываюсь слишком близко. Во всем виноват ее бывший. Чертов ублюдок. Отпускаю руку и отступаю на шаг – не как побитая собака, а скорее как напуганная лошадь.

– Я… я бы никогда… Хочешь поговорить?

Она быстро мотает головой.

– Мне пора. Ты… справишься? Я про день рождения мамы и вообще. Я пойду.

Решила сделать вид, что ничего не произошло, и сменить тему?.. А не ответить ли мне отрицательно? Просто чтобы проверить, останется ли она.

Я жду, пока в ее домике погаснет свет, открываю последнюю на сегодня банку пива и выхожу наружу. Спускаясь по залитой лунным светом дорожке, пишу единственному человеку, на помощь которого могу рассчитывать в осуществлении своего плана. План безумный, чего уж там.

Остин: Не спишь? Нужна твоя помощь в одном деле.

Денни: В каком, на хрен, деле в час ночи? А можно уволиться с семейного ранчо? Если да, считай это моим заявлением.

Остин: Да или нет? Встречаемся в конце подъездной аллеи.

Денни: Да-да-да. Дай хоть штаны надену.

Брат является через семь минут с бутылкой виски в руке, отпивает немного и протягивает мне.

– Это еще зачем? – спрашиваю я и делаю жадный глоток, за ним второй и лишь после третьего вытираю горящие губы.

– Ночь на дворе. У тебя на уме явно что-то незаконное. Или опасное. А скорее, и то и другое. – Приложившись к бутылке, он кивает на бензопилы, лежащие у моих ног. – Так что мы будем делать?

– Вырубать чертову сирень.

13. Сесиль

Традиционная утренняя суета сегодня громче обычного, дом буквально кипит. Взволнованные голоса, перебивающие друг друга, слышны уже на крыльце.

К моему удивлению, все сгрудились вокруг кухонного стола. Обычно в это время ковбои наполняют термосы кофе и разбирают обеды из большого холодильника в кладовой, попутно поедая черничные кексы или бублики. Вообще-то мы должны обеспечивать работников только обедами, но, по мнению Берил, свежая выпечка – это святое, так что в доме всегда пахнет тестом.

– Что случилось? – спрашиваю я, с трудом перекрикивая гвалт.

– Ночью кто-то пробрался на ранчо, – отвечает Кейт шепотом.

– Да ты что!

Прислушиваюсь к разговорам за столом. Обычно легкомысленные, ковбои всерьез обсуждают, где установить посты наблюдения, какое оружие брать и стоит ли спросить соседей, не залезал ли кто к ним. Однако в общем шуме я почему-то не слышу голос того, кого безопасность ранчо Уэллс должна волновать больше остальных. Точнее, даже двух голосов: на кухне нет Остина и Денни.

– Где Остин? – спрашиваю я, не обращаясь ни к кому конкретно.

Парни пожимают плечами; похоже, они даже не заметили его отсутствия. Неудивительно, обычно он молча пьет кофе в дальнем углу стола. Это для меня Остин – все равно что магнит для железного человека, который просто невозможно не заметить.

С ноющим сердцем сажусь напротив его любимого места и устало отхлебываю кофе. Ночью я почти не спала, хотела даже вернуться и объяснить, почему сбежала. Конечно, я заметила, что цветы осыпались, я же проверяла каждый божий день. «Гугл» давно убедил меня, что наша с Кей-Джеем ситуация практически гарантирует признание раздельного проживания супругов, но ведь я дала себе слово дождаться, пока отцветет сирень. А потом решила подождать еще немного, чтоб наверняка.

Вдруг фраза Кейт ножом разрезает тонкую ткань моих мыслей.

– Вырубили всю сирень на подъездной аллее, представляешь! – говорит она мужу, усаживая Одессу за стол.

– Что сделали? – спрашиваю, разворачиваясь так резко, что стул едва не опрокидывается.

– Бензопилами. – Она качает головой. – Что ж это за люди-то? С хиппи и трудными подростками мы имели дело, на них не похоже. Странно.

Натыкаюсь на мрачный взгляд Берил. После откровенного разговора на заднем крыльце я рассказывала ей кое-что еще. Говорила и о сирени, и о своем обещании выбросить Кей-Джея из головы, как только цветы осыплются. О влюбленности в Остина благоразумно умолчала, но, судя по ее лукавым взглядам, об этом она догадалась и без меня.

Сетчатая дверь едва не