Ляля для босса. Это наша дочь! - Саяна Горская

вас нужно контролировать, как маленьких и был неприятно удивлён, когда заглянул в отчёты. У нас есть четыре дня, чтобы это исправить.

Сонька счастливо тянет его за ухо. Корябает заторможенно пальчиками по щетинистому подбородку – такому удивительному для неё, совсем не похожему на мой и Тёмин.

Я вижу этот её хищный взгляд…

И да… Соня, размахнувшись как следует головой и открыв рот, впечатывается в щёку Сташевского, как маленькая рыбка-присоска. Смачно слюнявит.

Сташевский даже не моргает.

А я просто не могу оторвать глаз.

Вау…

Сонька выглядит крошечной на фоне его широкой груди. Она словно под защитой.

Под защитой родного папы, прямо у его сердца, пусть даже он сам пока в этом себе не признался.

Ведь так и должно быть. Маленьких принцесс должны оберегать сильные рыцари.

И его движения с ребёнком на руках такие правильные, такие естественные.

Ну мечта же, а не мужчина!

Сонька начинает что-то гулить, копируя интонации Сташевского, и он даже на мгновение улыбается, пальцем поддевая крошечный носик.

– Пожалуйста, младший сотрудник, не отвлекайтесь. Мы ещё не всем раздали люлей.

Я чувствую, как краснею.

Совещание длится бесконечно.

Соня, не переставая, дёргает его за галстук, потом вновь вцепляется в ухо. Сташевский же проявляет просто нечеловеческое терпение, позволяя ей все эти бесцеремонные манипуляции.

В какой-то момент она, утомлённая пламенной речью начальника, укладывается на его плечо головкой и замирает.

Ну вот, папочка, поздравляю! Вы впервые уложили свою дочь спать.

Сташевский неожиданно поворачивается ко мне.

– Варвара, что вы об этом думаете?

Непонимающе хлопаю глазами.

Чёрт. Кажется, я совершенно не о том думаю последние минут сорок…

– Простите… А какой был вопрос?

Он вздыхает. Качает головой.

– Коллеги, работаем. Я хочу понимать, что не зря плачу вам деньги. На сегодня все свободны.

Все в едином порыве встают из-за стола, двигая стулья по мраморному полу, и Станислав Сергеевич прислоняет палец к губам, призывая всех вести себя тише.

Я остаюсь сидеть на месте.

Моё внимание приковано к ним: к этому огромному суровому мужчине, который так бережно обнимает мою малышку. Они вдвоём словно принадлежат к какому-то другому, почти идеальному миру, куда я сама уже не знаю, как попасть.

Глава 20

Варя.

Открываю дверь в квартиру и буквально столбенею.

Запах…

Нет, не запах, а прямо таки ароматы!

И это точно не моих рук дело – я ничего съедобного с утра не готовила.

Быстро разуваюсь, скидываю куртку. Раздеваю Соньку, подхватываю на руки и с подозрением заглядываю на кухню.

Тёма стоит у плиты в фартуке, сосредоточенно что-то помешивает в кастрюле.

Приваливаюсь к дверному косяку.

– Что это ты делаешь?

Он оборачивается, стягивает наушники на шею.

– Ты что-то рано, Командир. Я позже тебя ждал.

Кладу Соню в манеж, заглядываю через плечо Тёмы в кастрюлю.

– Что это?

– Картошка, – чешет затылок. – Не похоже?

– Похоже.

– И котлеты ещё… – снимает он крышку со сковороды.

– Ого…

– Не надо было?

– Да нет, я просто… – Недоверчиво нюхаю воздух. – Я просто немного поражена.

– Я хотел тебя утешить как-то… Ну, после увольнения.

Закатываю глаза. Иду в зал.

– Выдыхай, гений, не уволили меня.

Прикрывшись дверцей шкафа, стягиваю с себя надоевшее узкое платье. Переодеваюсь в домашний уютный комплект из топа на тонких бретелях и шорт.

Ох, блаженство…

– Чо, правда?

– Да. Сташевский меня отчитал, конечно. Но в конце концов позволил остаться.

– Нам повезло…

Убираю волосы в хвост, возвращаюсь на кухню.

– Это ещё не значит, что с тебя сняли все обвинения, – добавляю строго. – Подай огурец, салат сделаю. Сташевский не пострадавший. Точнее, пострадало только его мужское эго, но за это нам не придётся отвечать перед законом. А вот перед этим Тамерланом… Или как его там. И нож нормальный дай, этот тупой совсем… В общем, придётся нам извиниться. Может, даже получится замять дело.

Тёма послушно тащит последний огурец, зелень. Отдаёт острый нож.

– Помидоров нет.

– Ничего, побольше укропа, майонезом зальём, и тоже вкусно будет.

– Но скажи же, Сташевского впечатлил мой код!

– Ты доиграешься, Тём. Это не шутки.

– Ладно, понял, больше не буду, – он поднимает руки, как будто сдаётся. – А что там с Сонькой? Работает твой план?

– Мне нужно время. Думаешь, это так быстро происходит?

– Короче, дочь он не признал?

– Нет, – прислоняюсь к столу бедром. – Но это вопрос времени. Он начинает оттаивать. Он уже держал Соню на руках. Дважды!

– О, прогресс, – фыркает Тёма. – Мда уж.

– Что? Не веришь?

– А ты сама?

– Верю, конечно. У нас всё получится, просто не нужно вешать нос.

Режу зелень. Широкий нож с мерным стуком опускается на пластиковую доску. Под его лезвием сочно грустят плотные стебельки.

Тёма, как загипнотизированный, смотрит на движения моих рук.

– А если Марьяна всё-таки ошиблась?

Нож замирает в воздухе.

Прикрываю глаза.

– Тём, ну она клялась мне, что ни с кем больше так не рисковала. У меня нет причин ей не верить.

– Да она сама может не знает просто… Ляпнула, а ты, тупица, уши развесила.

Отвешиваю брату шутливую затрещину.

– Тогда и Сташевский был дал мне от ворот поворот. Но он колеблется. Значит, тоже допускает такую вероятность. – Смешиваю салат в глубокой миске. Ставлю в центр обеденного стола. – Знаешь, может быть ты и прав. А может, права я. Но пока у меня есть хоть какая-то зацепка, хоть какой-то шанс на то, что у Соньки может быть настоящая семья, я буду бороться. А проблемы мы будем решать по мере их поступления, идёт?

Тёма раскладывает картошку с котлетами по тарелкам.

– А если она объявится?

– Кто?

– Марьяна.

– Не смеши, ей дела нет до собственной дочери. Сколько раз за полгода она приехала её навестить?

– Ноль.

– Ну, вот и ответ.

Тёма лезет пальцем в миску с салатом, подцепляя огуречную дольку.

Хлопаю по ладони.

– Нифига у тебя не получится, Командир. Не выглядит Сташевский как мужик, готовый стать батей.

– А вот и получится! Увидишь, он как миленький ещё прибежит и сам попросит об этом!

– Ну-ну! Вот прямо сюда прибежит, в этот клоповник…

По квартире разносится трель дверного звонка.

Замираем с Тёмой, словно нас застукали за чем-то незаконным.