В самом Сердце Стужи. Том III - Александр Якубович

так что уже через час в главный зал приволокли представителей трех наиболее уважаемых семей крестьянской общины. Был тут старший сын одного из старост и пара его ровесников, всем не более сорока лет. Вроде бы, уже седина пошла в виски, а держать язык за зубами так и не научились.

— Вы знаете, почему оказались здесь, — начала я, даже не спросив имен мужиков. Они стояли в своих тулупах, пошитых из дешевой ткани и каких-то шкур, и мяли в руках шапки, боясь поднять глаза.

У одно из них под глазом наливался фингал — видимо, он посчитал, что может игнорировать приказ баронессы, за что и поплатился.

— Миледи! — воскликнул тот, что был постарше и поопрятнее. — Мы честные люди и не понимаем, какой поклеп заставил вас!..

— Молчать! — рявкнула я. — Или ты хочешь сказать, что правая рука барона Гросса будет распускать слухи о своем господине и лорде надела⁈ Может, это у тебя язык без костей⁈

Мои слова были подкреплены оплеухой от Арчибальда, который сейчас перевоплотился из хозяйственного управленца в члена баронской дружины. На мужчине был и поддоспешник, и кольчуга, и меч на поясе. А на руках — кольчужные варежки, которой он со звоном и приложил общинника по затылку.

— Вы приняли великодушие моего мужа за слабость или недальновидность⁈ Решили, что раз барон Виктор Гросс происходит из простого люда, то вы с ним на одной доске стоите⁈ — продолжала я задавать вопросы, которые, само собой, останутся без ответа. — Так знайте, что сейчас лорд надела я, о чем говорит эта цепь. Я, урожденная Эрен Фиано, ныне баронесса Гросс, решу вашу судьбу.

Символ власти над наделом звякнул на моей груди от легкого движения, будто бы подтверждая мои слова, когда я встала со своего места, чтобы огласить заранее подготовленный приговор.

— Миледи! Прошу! Не гневайтесь! Мы ничего такого…

— Вы обсуждали решение моего мужа по распределению волов на пахоту, — продолжила я, игнорируя блеяния крестьян. — Не в лучшем свете обсуждали. Вместо благодарности за свое великодушие барон получил только кривотолки и оскорбления. Так что вы за это поплатитесь. И вы, и ваши семьи. Так что если вы не считаете решения моего мужа правильными и справедливыми, то вернемся к старому порядку. Вы обязываетесь выплатить налоги согласно старым ставкам за все взятые под пахоту земли, для ваших семей предложение барона отзывается. Кроме того, с каждого взрослого члена ваших семей взымается штраф в одну серебряную монету в счет оскорбления лорда.

— Миледи! Просим! Миледи! — все трое мужиков буквально взвыли, падая на колени. — Простите неразумных! Не загоняйте в кабалу! Умоляем! Мы не потянем! Это разорение! Разорение!

— Надо было думать, прежде чем открывать свои поганые рты, — сказала я. — И надо всегда знать свое место, а вы плюнули в руку, которую вам протянули, за что заплатите. И трудом, и серебром. Время на выплату штрафа определит уже мой муж, молите Алдира, чтобы он назначил крайний срок на осень.

Бледные, чуть трясущиеся, крестьяне продолжали стоять на коленях, сжимая шапки. Я же в это их раскаяние не верила: если дать сейчас слабину и простить зубоскалов, то как только они вернутся в свои хаты, то начнут полоскать имя Виктора Гросса с удвоенной силой, а меня называть — тупой жалостливой бабой, которая жизни не знает. Так что нет, никакого прощения или послабления для них не будет.

Я еще легко с ними обошлась — могла приказать выписать плетей, ведь оскорбление чести аристократа довольно тяжкое преступление. И высечь их могли так, что они еще пару недель с топчанов встать бы не могли, а на носу пахота и посевная, им нужно работать. Да и по наетым рожам я видела, что семейства эти не бедствуют, так что в долговую яму они точно не угодят. Может, потеряют прибыли за этот год, но не более. Чтобы пошатнуть зажиточных общинников, штрафа в десяток серебра и обычных податей недостаточно, тут нужно грабить, натурально грабить, до последней нитки, до последнего зернышка.

По моему короткому приказу Арчибальд и бойцы подхватили мужиков под руки и поволокли прочь из зала. Общинники пытались что-то кричать и умолять меня, но я оставалась глуха, а после крики и вовсе смолкли — их выперли из замка, вытолкав на главную улицу города.

Я уже не единожды оставалась в одиночестве за эти три с небольшим месяца, но вид пустой комнаты и стола, накрытого на меня одну, всегда удручал. Я отужинала, выпила чуть вина, а после — позвала Лили и стала готовиться ко сну.

Вот только этот день оказался длиннее и сложнее предыдущих. Идти в кабинет было уже поздно, да и жечь хорошие свечи зазря не хотелось. Так что чтобы как-то себя занять, я устроилась у окна, накинула на плечи платок и, чуть приоткрыв ставни, чтобы было видно полную луну и ясное небо, принялась расчесывать волосы.

Это всегда меня успокаивало.

Мне нравилось наблюдать за ночным небом. Движение звезд по небесной сфере и связанная с этим навигация меня всегда восхищали, хотя я не успела досконально изучить этот вопрос. Но были на небосводе и знакомые мне звезды и созвездия, которые я привычно окидывала усталым взглядом.

Прохладная, спокойная ночь, уже в полной мере ощущалось дыхание весны. Впереди много забот, но и теплые деньки, которые позволят наконец-то выбраться из-под тяжелых одеял и шкур, которыми мы с Виктором укрывались по ночам. Станет проще и с отоплением, а работать с документами намного приятнее при дневном свете, чем под неровным пламенем свечей…

Мысль двигалась вяло, нехотя перекатываясь, словно вязкая капля меда, с одной темы на другую. Гребень в моей руке жил своей жизнью, в который раз проходя уже по идеально расчесанным кудрям, я же продолжала смотреть в ночное небо.

Полная луна, которая все это время белесым диском висела перед глазами, лениво совершая свой обход небесной сферы, внезапно стала менять свой цвет.

Сначала — пожелтела, чего я не сразу заметила, а потом как-то внезапно приняла кроваво-красный оттенок.

Гребень выпал из моей ослабевшей руки. Неотрывным взглядом наблюдая за происходящим, я просто не могла поверить своим глазам. В груди начинал подниматься истошный, отчаянный крик, но я изо всех сил душила в себе это чувство, даже закрыла ладонями рот.

Крупные слезы потекли по моим щекам, но я даже не замечала этого. Просто неотрывно смотрела на бордово-алый диск, повисший на