Блэкторн - Джей Ти Гайсингер

— Зачем тебе было с ними встречаться?

Отец смотрит на меня так, словно вырастил идиота.

— Ты видишь эту повязку у меня на глазу или у тебя испортилось зрение с тех пор, как ты в последний раз приходил сюда на ужин?

Я знаю о нападении воронов, потому что знаю обо всем, что происходит в этом городе, но это не моя проблема, а его.

— Что случилось?

— На меня наложили проклятие, вот что случилось.

Мое внимание привлекает хихиканье с другого конца стола. Это мой десятилетний сводный брат Август, милый ребенок с россыпью веснушек на переносице, с головой, которая слишком велика для его тела, и с чувствительным характером, который его родители наверняка превратят в патологию.

Я называю его Огги, потому что у Дианы при этом такой вид, будто у нее вот-вот случится аневризма. Я почти забыл, что брат здесь.

Диана протягивает руку и гладит его по голове, пока отец продолжает.

— Я потребовал, чтобы они отозвали проклятье, но ты же знаешь этих женщин. Они упрямые, как кошки. Скажешь им что-нибудь сделать, а они в отместку сделают наоборот.

— Может, если бы ты попросил вежливо, реакция была бы другой.

— А может, если бы с неба сыпались золотые монеты, мир стал бы лучше, но мы живем здесь и сейчас. Август, сядь прямо. Ты похож на горгулью.

— Что такое горгулья?

— Отвратительное существо, которым ты не хотел бы быть.

Диана мурлычет: — Как Блэкторны, милый. Делай, что говорит твой отец.

Я поднимаю свой бокал. Слуга наполняет его. Я снова осушаю его, представляя, как похищаю Мэйвен и привязываю ее к своей кровати.

Что бы я с ней сделал. Все эти грязные и восхитительные вещи. Каждый раз, когда я ее вижу, у меня встает, а зубы так и чешутся впиться в ее кожу. Интересно, помнит ли она, каким потрясающим был наш секс, или списала это на временное помешательство?

— Ты меня слушаешь? Ронан, очнись!

— Конечно, я слушаю. И ловлю каждое твое слово.

Диана вздыхает.

— Честно говоря, Элайджа, как ты можешь позволять ему говорить с тобой в таком неуважительном тоне?

— Это не было неуважением. Это был сарказм. Ты ведь слышала о сарказме, Диана? А может, и нет. Сатирическое остроумие — не твой конек.

— Элайджа! Ты собираешься позволить ему вести себя так грубо?

Своим единственным здоровым глазом отец пронзает ее ледяным убийственным взглядом.

— Это не он визжит как банши.

Она поджимает губы, теребит жемчужину и смотрит на свои колени.

Если бы на ее месте была Мэйвен Блэкторн, которую отчитал мой отец, у него бы уже из глаза торчала вилка.

Я представляю, как он кричит, а из его головы хлещет кровь, и улыбаюсь. Затем я думаю о том, что Мэйвен помолвлена, и снова хмурюсь.

Должно быть, она солгала. Блэкторны не выходят замуж. Насколько я могу судить, они не делают ничего, чего не хотят.

Я завидую их свободе. Даже если весь город их боится и сторонится, по крайней мере, они не живут в золотой клетке, как я.

Фамилия Крофт, богатство Крофтов, положение Крофтов в обществе… все это душит меня. Сколько себя помню, меня преследует ощущение похожее на то, как мне на лицо давят подушкой. Лишают меня воздуха.

Быть Крофтом — значит быть проклятым.

Неудивительно, что в нашем роду так распространено саморазрушение. Жизнь слишком коротка, чтобы проводить ее в страданиях.

Я улавливаю лишь конец того, о чем бормочет мой отец.

— …у Кэмпбеллов. Пожарный инспектор говорит, что они не могут установить причину. По-моему, это подозрительно. Мэй ни с того ни с сего возвращается домой, а на следующий день дом Кэмпбеллов сгорает дотла? Это чудо, что никто не пострадал. Я никогда не забуду тот день, когда она прокляла Бекку. Ты помнишь это, Ронан? Прямо там, на зимнем карнавале, у всех на виду. «Желаю тебе быть такой же уродливой снаружи, как и внутри!» — Он усмехается. — Черт возьми, это врезалось мне в память!

— Я не понимаю, почему ты не можешь добиться их ареста, — говорит Диана, надув губы.

В голосе моего отца слышится сожаление.

— Мы опоздали на несколько веков.

— Блэкторны не должны получать поблажки за то, что творят направо и налево, насылая проклятия и преследуя людей.

— Просто держи Августа подальше от них, Диана. Они — сборище психопатов, ненавидящих мужчин.

— Они не ненавидят мужчин. Они ненавидят, когда их держат на поводке. Не всех женщин можно купить.

Я бросаю многозначительный взгляд в сторону мачехи.

Отец вздыхает.

— Не зли ее, сынок.

Диана, напряженная и кипящая от злости, бросает салфетку на тарелку и встает.

— Я не собираюсь сидеть здесь и терпеть это. Август, пойдем со мной.

Брат встает со стула и послушно берет свою мать за руку.

— Пока, Ронан.

— Пока, Огги. Скоро увидимся, дружище.

Он улыбается.

— Хорошо.

Как только они выходят из комнаты, отец приказывает слуге оставить вино и уйти. Остальных слуг он тоже прогоняет, нетерпеливо размахивая руками. Когда все уходят, он несколько минут расспрашивает меня о состоянии компании.

Это уже знакомый танец. Я хорошо знаю свою роль. Хоть отец и не держит бразды правления в своих руках, ему все еще нужно чувствовать, что он в курсе дел. Что он еще ценный кадр. Я представляю, как через несколько лет окажусь на его месте и буду задавать своему сыну те же вопросы.

Эти размышления приводят меня на путь, по которому я уже тысячу раз ходил. А именно, к моему ребенку от Мэйвен.

Тому, с которым как она утверждает, у нее случился выкидыш.

Хотя на фотографии, которую она показала, не было видно ни цвета кожи, ни черт лица, присущих моей семье, в том, как она смотрела в камеру, было что-то поразительно знакомое. Без улыбки, слегка повернув голову в сторону, настороженно, как будто девочка не хотела, чтобы ее фотографировали. Такое же выражение лица у меня на всех фотографиях.

Вот почему мне нужно узнать все, что можно, об этом хирурге из Лос-Анджелеса, о котором упоминала Мэйвен, — докторе Бретте Латтмане. Конечно, я поискал информацию о нем в интернете и слишком долго рассматривал его фотографию на сайте клиники.

Беа не его. Я в этом уверен. А если она моя… то остается сделать только одно.

Как любит говорить мой отец, за все нужно платить.

— Как действует новая сыворотка? Есть прогресс?

Я возвращаюсь мыслями в настоящее.