Фронтовой дневник княжны-попаданки - Валентин Денисов

можно положиться-то? — удивляется моему вопросу девушка, а сестра Аглая только кивает в знак согласия с ней. — Наш Николай Николаевич ведь и раненых солдат лично посещает, ободряет их да подарки носит.

— Святой человек! — под конец все же Аглая вставляет свое слово.

— Так что же это мы, после визита такого святого человека еще в доме находимся, да языки чешем? — пытаясь показаться не слишком язвительной, меняю тему. — Нам ведь тоже раненых навестить нужно. Наша забота ведь для них сейчас лучшим подарком является.

— И то верно, — соглашается сестра Аглая. — Мы ведь как раз к ним, миленьким, и собирались пойти, пока его высочество не пожаловали.

— Так чего же мы стоим? — хватается за голову Марфа Ивановна. — Нехорошо это все, девоньки, ой не хорошо!

— Не хорошо, — соглашаюсь с девушкой и первой направляюсь к выходу.

На самом деле многое здесь кажется мне не хорошим. Многое здесь мне не нравится. И обстановка сама здесь какая-то неприятная и люди какие-то странные… Не место здесь женщине из будущего. Особенно в теле молодой княжны.

Из памяти постепенно начинают всплывать отрывки воспоминаний, почерпнутых из уроков истории, книг и передач. Вспоминаю, как в эти времена относились к женщинам и какие давали им права…

Но я не согласна ни на что подобное. Если мне действительно суждено прожить свою новую жизнь здесь и сейчас, она будет проходить по моим правилам. И никакой великий князь или даже сам его величество император не смогут заставить меня изменить решение.

Выхожу на улицу и уверенными шагами направляюсь к зданию больницы. Несмотря на свое состояние, оно хоть как-то напоминает лечебное заведение. В основном по вывешенным на стенах красным крестам и доносящихся из открытых окон крикам больных. Но все же.

Проходя мимо выжженной части деревни, стараюсь не обращать на нее внимание. Больно даже представить, сколько невинных людей навсегда остались в этом месте. Не хочу это представлять.

Перед зданием больницы останавливаюсь. Но только для того, чтобы набрать в легкие побольше воздуха и морально приготовиться к предстоящему.

— Страшно? — рядом останавливается Марфа Ивановна. Она вся дрожит, наверняка прекрасно понимая, что нам предстоит увидеть.

— Страшно, — не скрываю своих эмоций. Сейчас ведь война. Сейчас всем страшно.

— Ничего, мои хорошие, — подходит к нам сестра Аглая. В руках она держит нательный крест, а сама вся тоже дрожит от страха. — Господь с нами. Он поможет нам со всем справиться.

— Хорошо, что он с ними, — вспоминаю икону, висящую над входом в операционную больницы, в которой я проработала практически всю свою карьеру. Во время операций я не замечала ее, но кто знает, возможно какая-то помощь действительно от нее была. — Хорошо, что вы с нами, Аглая.

Собравшись с мыслями, мы дружно идем в больницу. Готовые ко всему. Практически ко всему.

— Нет, вы только посмотрите, что происходит! — доносится с повстречавшейся нам палаты гулкое недовольство и навстречу нам выходит Серафим Степанович.

Врач выглядит очень сердитым, но увидев нас все же улыбается.

— Что-то произошло, Серафим Степанович? — удивляюсь я состоянию мужчины.

— Произошло? А как же! Вы только посмотрите, что происходит, — кивает он в сторону палаты. — Это ж надо, подарками раненых одаривать! Они-то им сейчас пуще отпуска требуются.

— Подарками? — не сразу понимаю, о чем идет речь.

Но в этот момент из палаты выходит довольный Николай Николаевич, а за ним и десяток сопровождающих.

Но самое главное, что среди сопровождающих выходит он — князь Тукачев.

Вот только проходит он мимо меня, даже не взглянув в мою сторону…

Глава 26 Растерянность

— Владимир Георгиевич, — шепчу я, не понимая, что происходит.

Мне ведь казалось, что князь Тукачев испытывает ко мне чувства, что я нравлюсь ему. Но сейчас его равнодушие кажется мне странным и даже обидным.

Князь останавливается и поворачивает ко мне голову. Он не подходит, так и продолжает стоять на месте.

— Анастасия Павловна? Вы здесь? — удивляется он, тем не менее радости не выказывая.

— Здесь, — кротко отвечаю я, совершенно забывая о своей гордости. Его реакция слишком сильно меня цепляет. — А вы…

— Я вынужден был покинуть лагерь, — продолжает он за меня. — Прошу прощения, но я вынужден и сейчас вас покинуть.

Владимир Георгиевич кивает мне и уходит вслед за великим князем. Он толком так ничего мне и не объясняет. Оставляет меня в неведении, совершенно не позволяя понять, что же между нами происходит.

— Нет, вы только посмотрите, что он себе позволяет! — негодует рядом Серафим Степанович.

Но он говорит не о моем князе. Хотя его слова очень схожи с моими мыслями.

— Анастасия Павловна? — невероятно невовремя рядом звучит голос Ялмаза Кадира. — Вы уже приступили к работе?

— Что? Да… — отвечаю ему, неохотно отрывая взгляд от так сильно понравившегося мне образа. — Разве вы не спешите за его высочеством?

— Его высочество сможет обойтись и без моей скромной персоны, — улыбается он. — А сможет ли Серафим Степанович какое-то время обойтись без вас?

При последних словах мужчина смотрит на врача, все еще не отошедшего от визита великого князя.

— Прошу меня простить, но раненым Анастасия Павловна куда нужнее, чем здоровым, — рычит Серафим Степанович, явно не испытывая особой приязни то ли к просьбе Кадира, то ли к нему самому.

— Разве нет возможности позволить мне украсть вашу помощницу хотя бы на полчаса? — мой поклонник смотрит на врача взглядом хищника. Он явно не привык отпускать добычу из своих рук.

Но Серафима Степановича это только забавляет.

— Что же это вы, голубчик, удумали? — хмыкает он. — Считаете, коли княгиня наша по вкусу пришлась, так уж и воровать ее можно? А вот тут кукиш вам. Не положено у нас так. Вы сперва обождите, пока Анастасия Павловна дела свои кончит, а затем уже и подходите к ней. Да не с намерением украсть, а с предложением конкретным и полным уважения к ее особе.

— Вот оно как? — усмехается Кадир. Но делает это не зло, а с каким-то не скрытым энтузиазмом. — Люблю я вашего брата за порядок, да толк. Потому в Российской империи и решил остаться!

Похлопав Серафима Степановича по плечу, Кадир поворачивается ко мне