Сводница без тормозов - Любовь Перуница

Я поехала в больницу, выбрав время, когда его там с наибольшей вероятностью не могло быть. Сердце бешено колотилось в груди, пока я шла по знакомому коридору, каждый шаг сопровождался с эхом моего страха — вдруг он появится?

Дима ждал меня в процедурном кабинете для доноров. Его взгляд, обычно такой насмешливый и колючий, сегодня был просто профессиональным и чуть усталым.

— Готова? — спросил он коротко.

— Да, — кивнула я, с трудом разжимая зубы.

Во время донации я смотрела, как по тонкой трубке из вены течёт алая, живая кровь, наполняет пакет. Наблюдала за этим действием почти отрешенно. Представляла, что вместе с этой кровью из меня уходит и боль, и горечь, и отравляющая душу обида. Вид всего действия придавал странное успокоение. Он забрал у меня всё: доверие, любовь, покой. Но это он забрать не мог. Это я отдавала сама. Добровольно. Это было что-то простое, настоящее. Конкретная помощь, в которой не было обмана.

Процедура прошла быстро.

— Спасибо, — сказал Дима, аккуратно извлекая иглу и прикладывая марлевый тампон. — Выручила.

— Дима, пожалуйста… — я посмотрела на него, умоляя. — Никому не говори. Ни ей, ни… ни ему. Я не хочу, чтобы он был мне чем-то обязан. Это… это врачебная тайна, да?

Он внимательно посмотрел на меня со свойственным только ему прищуром, и в его глазах мелькнуло понимание и подозрение. Он что-то знал или догадывался.

— Конечно, — кивнул он. — Врачебная тайна.

Потом он взглянул на меня пристальнее, заметив, как я побледнела.

— Ты как? Выглядишь неважно. Посиди, не спеши вставать.

Мир поплыл перед глазами, в ушах зазвенело. Я едва не пошатнулась, но он ловко поддержал меня.

— Голова кружится? Так, сиди. Сейчас чаю принесу.

Он вернулся со стаканом сладкого чая и галетным печеньем.

— Пей маленькими глотками. И ешь. Самочувствие после донации — не шутка. Посиди, отойди. Я тебя потом до дома провожу. — Этот тон не терпел никаких возражений.

Я послушно пила, чувствуя, как тепло и сахар постепенно прогоняют слабость и тошноту. Мы молчали. Эта тишина была не неловкой, а скорее сочувственной.

— В ближайшие выходные, кстати, наша с Юлей свадьба, — вдруг сказал он, ломая печенье. — Ты же придешь? Не откажешься в последний момент?

Я опустила глаза, сжимая теплый стакан.

— Дим, я не знаю… Мне сейчас так тяжело. Я буду как чёрная туча на твоём празднике.

— Вот ещё, — фыркнул он. — Юлька будет расстроена, если тебя не будет. Да и я… Мы все тебя ждём. Ты самый важный гость, благодаря которому все сложилось. К тому же, тебе как раз надо отвлечься. Посмотришь на других идиотов, которые женятся, — может, полегчает, — он криво улыбнулся.

Я попыталась улыбнуться в ответ, но получилось жалко.

— Посмотрим.

— Никаких «посмотрим». Послушай, я понимаю. Но именно в такие дни и нужно быть среди людей. Не для того чтобы веселиться, а чтобы просто не вариться в своём соку. Побудь с нами час. Если будет невмоготу — просто уйдёшь, никто тебя держать не будет. Дай себе шанс. Обещай, что придешь. Хорошо?

— Хорошо, — сдалась я. — Обещаю подумать.

Он изучающе смотрел на меня.

— А ты, вообще, как?

Я опустила глаза. Говорить подробно не было ни сил ни желания. Воскрешать все события, пусть даже в голове также не хотелось.

— С Женей… Всё плохо. Очень. Закончилось.

Дима тяжело вздохнул и закатил глаза с таким выразительным «Я же говорил», что это было почти смешно.

— Ну что ж… Время лечит. Идиоты — нет, но время — да.

Когда я немного пришла в себя, он настоял, чтобы проводить меня.

— В таком состоянии за руль даже велосипеда нельзя. И пешком идти — тоже. Я тебя довезу на машине.

Мы ехали молча. Его присутствие было необременительным, даже комфортным. Он не пытался развеселить или расспрашивать, просто был рядом, как надёжный тыл.

Дима довез меня до подъезда. Не хотелось выходить из его машины в серый и пасмурный осенний день.

— Спасибо тебе, Дима. За всё.

— Да ладно, — отмахнулся он. — Пустяки.

И тогда меня что-то ёкнуло внутри. Порыв благодарности, одиночества, потребности в простом человеческом тепле. Я подвинулась к нему и обняла. Крепко, по-дружески, прижавшись щекой к лацкану его кожаной куртки. Футболка под ней всё ещё пахнет больницей и чем-то антисептическим. Он на мгновение замер, а затем похлопал меня по спине, немного неуклюже.

— Э-э-э, ну всё, всё, — пробормотал он, слегка отстраняясь. — Драматизм оставь для своего канала. Кстати, о канале… У меня к тебе просьба. Не смонтируешь кое-что для нас? Небольшой ролик на свадьбу, в подарок Юле. У меня материалы есть. Только я в этом ноль.

Я удивлённо посмотрела на него. Это было так неожиданно.

— Конечно, — выдохнула я. — Присылай.

— Отлично. Тогда я тебе всё сброшу. И… держись, ладно? — он неловко, почти по-отечески, стёр с моей щеки предательскую слезу большим пальцем. — Всё наладится.

Я вышла из машины, Дима развернулся и уехал. Стоя на улице я ощутила, будто за мной наблюдают. Сбежав от этого чувства, поднимаюсь в квартиру, в гробовую тишину. Но теперь в этой тишине было не только одиночество. Было странное чувство — будто я только что совершила что-то важное. Не для галочки, не для показухи. А для себя. И впервые за долгое время я почувствовала не боль потери, а тихую гордость. И этот тихий, никем не замеченный поступок вернул мне крошечную частичку самоуважения. Моя кровь спасет не только Людмилу Петровну. Я сделала переливание самой себе — влила себе в душу каплю надежды на то, что однажды всё действительно наладится.

Глава 30 — Долг

Переговоры с новым инвестором проходили онлайн и были на стадии финального, самого сложного танца. Каждое слово, каждая цифра имели значение. И в этот момент зазвонил телефон. Незнакомый номер. Обычно я бы проигнорировал, но что-то ёкнуло внутри.

— Алло?

— Евгений? Это Дима Соколов.

Голос был жёстким, без предисловий. Лёд по коже.

— Людмиле Петровне резко стало хуже. Отёк, давление зашкаливает. Крылов настаивает на срочной операции. Немедленно.

Мир сузился до точки. Слова инвестора превратились в отдалённый шум.

— Я… Я выезжаю. Сейчас же. А что донор?

— Кровь есть.

Я не помню, что я говорил инвесторам. Что-то о форс-мажоре, о семейной трагедии. Их сочувственные лица казались картонными масками. Даже не важно их решение. Единственное, что было реальным — это сжавшийся в ледяной комок страх где-то под рёбрами.

Дорога в больницу слилась в одно сплошное пятно