Измена и месть. Ты слишком ничтожна, жена! - Анна Кривенко

Глава 19

Синеглазый незнакомец

Темнота ночи окутывала поместье, тишина была почти абсолютной. Только треск дров в камине внизу напоминал, что в этом доме кто-то ещё бодрствует. Я лежала на кровати, стараясь уснуть, но мысли не давали покоя. Гнев и обида разрывали меня на части, заставляя тысячу раз прокручивать в голове разговор с отцом.

Я выбрала эту комнату наобум: дерзить, так дерзить до конца. Она была приятной и сравнительно теплой.

Вдруг скрипнула дверь, и я вздрогнула. Мягкий свет лампы вырвал из тьмы тонкую, хрупкую фигуру. Мать.

— Не спишь? — тихо спросила она, прикрывая за собой дверь.

Я медленно села, стараясь держаться спокойно.

— Нет. Что вам нужно?

Она осторожно подошла ближе, поставила лампу на тумбочку и опустилась на край кровати. В её руках был небольшой мешочек, который она нерешительно протянула мне.

— Это твоё, — проговорила она, не глядя в глаза.

Я нахмурилась, взяла мешочек и почувствовала тяжесть монет внутри.

— Что это значит? — спросила я, стараясь сдержать голос.

Мать подняла на меня взгляд, полный усталости и скрытой боли.

— Отец согласился отдать тебе часть приданого завтра. Это всё, что ты получишь от нас официально, — её голос дрогнул. — А это… это остальное. Я даю тебе его тайно.

Я насторожилась.

— Почему тайно?

Мать замялась, словно собиралась сказать что-то важное, но потом прошептала:

— С одним условием.

Я нахмурилась.

— С каким?

Она тяжело вздохнула, словно борясь с самой собой.

— С условием, что ты больше никогда не появишься здесь, Делия.

Эти слова словно ножом полоснули по сердцу.

— За что вы так со мной? — сорвалось с моих губ.

Её руки задрожали, но она старалась держаться.

— Дело не в тебе… — начала она, но я перебила её:

— Хватит лгать! Я же вижу, что вы ненавидите меня. Но как можно ненавидеть собственное дитя, я не понимаю!

Мать вскочила на ноги, её лицо исказилось от гнева.

— Я отдала тебе то, что ты просила. Не задавай лишних вопросов. Возвращайся к мужу и не тревожь нас больше, — резко бросила она и вышла из комнаты, оставив меня в полной тишине.

Я осталась сидеть на кровати, сжимая в руках ненавистный мешочек. Сердце сжалось, а душа, казалось, покрылась льдом.

* * *

С первыми лучами солнца я уже была на ногах. Сон так и не пришёл ко мне прошлой ночью: гнев и разочарование сделали своё дело. В какой-то момент я решила, что не стану ждать их «официальной передачи приданого» — я должна показать, что ни капли не боюсь ни их, ни этого дома — а потребую его прямо сейчас немедленно. Однако желудок жалобно заурчал, и я решила сперва перекусить, чтобы не возвращаться в поместье мужа голодной.

Спустилась на кухню, игнорируя удивлённые взгляды прислуги. Кто-то замер, кто-то быстро отвёл глаза, но я чувствовала — они шепчутся за моей спиной. подошла к столу, где лежала тарелка с плюшками. Их сладкий запах наполнял комнату, вызывая странное чувство спокойствия.

Не успела я взять одну из плюшек, как дорогу мне преградила молодая служанка. Её взгляд пылал яростью.

— Кто ты такая и что шастаешь в этом доме? — спросила она громко, чтобы все услышали.

Я медленно подняла глаза и холодно посмотрела на неё.

— Я дочь хозяев, — произнесла чётко и спокойно. — Уйди с дороги.

Её лицо перекосилось от возмущения.

— Хватит лгать! У хозяев только одна дочь — леди Марисса, и она не встаёт с кровати. А вы, похоже, самозванка. Или воровка!

Её слова ошарашили меня. Леди Марисса? У них есть ещё одна дочь?

Что-то дрогнуло в душе. Сестра? У меня есть сестра? И она больна? Почему я ничего не знала об этом?

Я не ответила. Просто взяла плюшку, развернулась и ушла, чувствуя на себе шокированные взгляды служанок.

Позади раздалось возмущённое:

— Я позову управляющего!

— Не трогай её! — шикнула пожилая кухарка. — Говорят, до Мариссы в доме был ещё один ребёнок. Вдруг это она?

А я уже мчалась к лестнице на второй этаж, сжимая в руке ненужную плюшку, и только одна мысль звенела в голове: «Сестра. У меня есть сестра!»

* * *

Я уже почти преодолела половины лесницы, как вдруг дверь холла резко распахнулась. Лёгкий снежный вихрь ворвался в дом вместе с морозным воздухом и двумя фигурами в плащах.

Первым вошёл молодой человек. Его щёки алели от холода, длинные светлые волосы спутались, а на ресницах застыла изморозь. Он с трудом поддерживал второго мужчину — полноватого, бледного, с опущенными плечами и тяжёлым, хриплым дыханием.

— Помогите! — голос молодого человека сорвался, дрожь в нём была не только от холода, но и от паники. — Джеральду плохо. Кажется, это сердце. Мы ехали мимо, а после случившегося решили заехать в ближайшее поместье. Здесь есть лекарь?

Его глаза — ярко-голубые, глубокие, как весеннее небо, — умоляюще смотрели на меня. Я замерла всего на мгновение, а потом, почувствовав, как просыпается моя забытая лекарская натура, решительно кивнула.

— Сюда, положите его на диван, — сказала я, указывая на приземистый диванчик в холле. Быстро спустилась по лестнице вниз, оставив надкусанную плюшку на столике неподалеку.

Молодой человек осторожно уложил пострадавшего, стараясь не причинить ему лишней боли. Джеральд (если я правильно запомнила его имя) тяжело дышал, его лицо побледнело ещё больше.

Я опустилась рядом, схватила его запястье, проверяя пульс. Слишком частый, нерегулярный. Сердце. Это точно сердце. Да и внутреннее чутье, основанное на моем пусть и небольшом, но всё-таки даре, говорило о том же…

— Ждите здесь, я скоро вернусь, — произнесла я и бросилась наверх.

В своей комнате я выхватила мешочек с лекарственным порошком из своей сумки. Это было одно из моих старых заготовок — привычка, оставшаяся еще с монастыря. Кто бы мог подумать, что она окажется настолько полезной?

Вернувшись вниз, я велела принести тёплой воды. На кухне кто-то возмущённо фыркнул, но я бросила на них такой взгляд, что никто не осмелился спорить. Порошок быстро растворился, и я поднесла кружку к губам Джеральда.

— Пейте, это поможет, — сказала я, поддерживая голову больного.

Он с трудом, но всё же сделал несколько глотков. Минуты тянулись мучительно долго, но я заметила, как его дыхание начинает выравниваться. Щёки слегка порозовели, а напряжение на лице начало уходить.

— Спасибо…