Эта башня во мне - Надежда Викторовна Ожигина

Я пыталась хрипеть:

– Ленка, ты где? – но вышло так глухо и стремно, что я сама испугалась.

Глубокая тьма спутала ноги, остановила дыхание. Я в ней увязла, как в тоскливом болоте, без возможности вырваться на свободу. Черные нити протянулись ко мне, обмотали коконом, удержали. Как будто я купила билет и заняла законное место. Козырное место в первом ряду, самое дорогое в театре.

Потом темноту взорвал свет. Такой яркий, что заслезились глаза, а когда удалось проморгаться, я увидела летнюю сцену в саду, и в круге прожектора под навесом – Элен в разорванном платье. Подруга лежала на деревянном настиле, разрисованном алыми знаками. Пахло кровью и потом, воздух полнился криком, прорвавшим заслон тишины.

Над телом Ленки нависла тварь, вобравшая в себя боль и ужас внезапной безлунной ночи. Тварь вскинула руку с кривыми пальцами и длинными, как ножи, когтями. Ударила в грудь Элен, пробивая кожу и ребра. Стиснула полумертвое сердце. Безжалостно вырвала прочь из груди.

Я услышала легкий хрип, с которым из подруги ушла нежизнь. И завизжала, неожиданно громко, кромсая ультразвуком чернильную ночь.

2.

Тело подруги детства билось в последней агонии, я рвала связки в отчаянном визге и продиралась сквозь мглу – вопреки рассудку не обратно в театр, а на помощь погибшей лярве, все еще надеясь кого-то спасти.

Тень сжимала в когтистой лапе пульсирующее сердце Элен, перекошенное, уплотнившееся, истекающее лиловой кровью.

Над летней сценой театра струился едва различимый шепот, летели слова заклятья на неведомом мне языке. Сердце трепетало, знаки алели, заклинания разрывали воздух. Но я слышала: что-то пошло не так! В жертвоприношение закралась ошибка, лишая ритуал нужной гармонии. Некто забирал силу лярвы, а она оказалась невелика.

Тень склонилась над вскрытым телом, внимательно всмотрелась в лицо, ткнула когтем в стекленеющий глаз Элен. Тот вытек, словно гной из нарыва.

Тогда страшная тварь обернулась и погрозила мне скрюченным пальцем.

Черные нити, наконец, порвались, ночь отпустила и меня, и время. Тень брезгливо отпихнула тело Элен и спрыгнула со сцены ко мне. Почти в тот же миг я ощутила свободу и по инерции побежала вперед, на сцену, на помощь Ленке.

Чем я могла ей помочь? Почему не спешила в обратную сторону, от тени и жутких когтей, нацеленных теперь на меня?

– Отдай! – тихий шепот добил мой разум, и так заглохший от кровавых ужасов. – Отдай его мне и живи спокойно!

Амулет! – догадалась я и вскарабкалась на помост. – Ему нужен амулет звезды!

Да я бы с радостью отдала, честное слово, я ведь не дура! Не героиня романа, готовая сражаться за последний дар безвременно погибшей подруги!

Вот только снять звезду не могла, она уже приклеилась, проросла. Без помощи Элен я даже цепочку не сумела ни порвать, ни расстегнуть. Дар лярвы впитывался куда-то под кожу, и серебро заструилось в крови, поражая изнутри вены, оплетая кружевом сердце.

При мысли, что тень меня схватит, кинет на доски рядом с Элен и повторит обряд, я едва не теряла сознание. Подползла к подруге на четвереньках, затрясла в припадке коченеющий труп, требуя чуда от мертвой:

– Ты и так неживая, Элен. Вставай! Вытащи нас из ада!

Ленка пялилась на меня полным ужаса уцелевшим глазом.

– Отдай! – повторила тень, устремляясь к возвышению летней сцены.

Рунические знаки вновь загорелись, полыхнули алым, взрезали вены. Кровь хлынула на доски из-под браслета, заполняя невидимые борозды, выводя четкий огненный круг, будто лазером прожигая сцену. Тварь взвыла, с каким-то глубинным отчаянием, явно теряя добычу. Прыгнула в огонь, сдирая когтями нарисованные на помосте руны.

Я не могла шевельнуться: боль перекрутила все тело, выжимая меня, как белье перед сушкой. Я свернулась калачиком в центре круга, истекая кровью на радость Изнанке. Даже молиться не получалось, никак не вспоминалось, кому и зачем.

Моя смерть нависла надо мной в раздумье, гадая, как подступиться.

И я не слышала ее музыки. Беззвучие – истинная смерть мироздания.

Забери амулет! – умоляла я, не в силах сказать ни слова. – Он мне не нужен, бери! Только спаси от боли!

В бреду почему-то казалось, что тварь пытается мне помочь.

Но звезда уже растекалась по венам жидким серебряным пламенем. Чтобы вытащить, нужно вырвать сердце. Да пожалуйста, только скорее!

Черная рука с кривыми пальцами легко коснулась моей груди…

В окружающем мраке вдруг что-то вспыхнуло, в уши прорвался звон. Я увидела карту, одну, вторую, десятку червей и бубновую даму. Карты сияли, звенели, восьмерка крестей взрезала мантию, скрывавшую убийцу Элен. Пиковую двойку тень отразила, отправив обратно хозяину, вскинула руки к навесу – и одинокий прожектор погас, погружая садик в кромешный мрак, объявляя финал затянувшейся пьесы.

– Аля! – хрипло позвал курсант, вновь рассыпая карты. Не как оружие, как фонари. – Аля, где ты? Жива?

– Не очень, – честно призналась я. – Больно, Даня, спаси меня…

– Тебя ранили? – он прорвался ко мне, вскрыв колодой чернильную пакость вокруг. – Аля, держись, я сейчас. Я отвезу тебя к доктору Павлову…

– Здесь тело Элен и какие-то знаки!

– Все потом. Сначала спасаю живых.

Курсант подхватил меня на руки, понес прочь из сада в неверном сиянии пламенеющей смертоносной колоды. Удивительно, но кофр со скрипкой так и болтался у меня за спиной. Я даже шоппер не потеряла, когда корчилась на сцене от боли! Поразительная цепкость рук. И беспримерная жадность. Не пропадать же концертному платью! Новое, всего раз надела!

– Алька! – шептал обеспокоенный Обухов. – Девочка, у тебя кровь на руке. Вот платок, завяжи, где поранилась.

Я не знала, где, не хотела искать. Я пригрелась в объятьях курсанта и загнанно дышала в ключицу. Куда он меня тащил? Зачем? Тоже байк? Совсем как у Грига…

Обухов завел мотоцикл, подсадил меня на сиденье, отобрал футляр, перекинул за плечи. Сам сел сзади, укрыл кольцом рук и полами широкой куртки. Я спрятала лицо у него на груди и отчаянно мечтала проснуться. Но кошмар не хотел отпускать.

Потому что мы не просто поехали, мы рванули с отчаянным взвизгом колес, спасаясь от черных нитей и юрких настырных теней, бегущих за нами по стенам домов. Улица, по которой мы мчались, нарушая все ПДД, окунулась во мрак, клубящийся, жуткий, мы были как лайнер, попавший в грозу, вокруг все грохотало, взрывалось, било прицельно молниями, в которых едва угадывались фары встречных автомобилей. Черная туча спустилась с неба и придавила мир, байк увяз в ее непроглядном мраке.

Меня по-прежнему держали за сердце, подбираясь к артериям кривыми