Предсказание - Villa Orient

Я сохраняю во всех своих действиях согласие с самим собой. Попадая в те или иные обстоятельства, мы или становимся сильнее, или ломаемся. Я стал сильнее, умнее, опытнее. Я получил власть, взял то, что мне причитается не только по рождению, но и по праву сильного. Я делаю то, что и так делал бы, в другом месте, в другое время, по-другому, но творил бы то же самое. Если бы я встретил тебя при других обстоятельствах, то всё равно получил бы или завоевал, как тебе больше нравится. Титул эмира не имеет значения.

— Вот как…

Он понял, что я не хочу развивать тему и перевёл её:

— Тебя всё ещё мучают кошмары?

— Да.

— Моя дверь не запирается так же, как и твоя.

Он ушёл, мягко прикрыв за собой дверь. А я осталась наедине с размышлениями о смысле жизни. Я была слабохарактерной, готовой даже расстаться с жизнью, чем противостоять обстоятельствам. Характер формируется в борьбе, а человек создаётся препятствиями. Я — то, что было создано в результате ранней гибели родителей. И сейчас я не могу пережить ещё одно препятствие.

Глава 22

Мне нужно было уехать.

Во-первых, меня ждали дела. Нужно было уже давно уладить одну сделку, требовавшую моего личного присутствия. Во-вторых, мне нужно было разобраться в чувствах к Марине. И решить, что делать дальше, будучи от неё подальше. Рядом с ней я не всегда могу мыслить трезво. Страсть меня сжигает.

Она не просто приставила дуло к виску, она спустила курок. Я видел смерть и раньше. И мой мозг, в момент движения её пальца, уже нарисовал яркую картину в цвете алой крови, когда жизнь навсегда её покидает. Я весь похолодел от того, что она навсегда могла оставить этот мир. И меня. И всё, что нас связывало.

Это было очень серьёзно. Она была готова умереть, лишь бы прекратить эту жизнь. Жизнь со мной, потому что другой у неё сейчас не было.

Я знал, что она травмирована. И теперь ясно понимал, что от радикальных действий её удерживала только привычная обстановка и ежедневная рутина. Но когда я вытащил её из обычной жизни, она перестала справляться с эмоциями. Будь она чуть глупее, мысли не уничтожали бы её дух так, как сейчас. Она к тому же изрядно себя изводила рефлексией в замкнутом пространстве.

Она остро чувствовала, обладала поистине невероятной эмпатией, но сама не понимала, какой это дар, и не умела им пользоваться, обращая его против себя. Поэтому она и была такой чувственной, загоралась как спичка от правильных действий и ярко реагировала на каждое прикосновение. Этого она тоже не осознавала. Она или стыдилась своих реакций, или списывала на моё воздействие.

А рядом с ней и я чувствовал то, чего не должен был. Да, она мне понравилась с первого взгляда. Я желал бы её, даже не будь на её руке этой проклятой родинки. Желал бы обладать ею, даже если бы её волосы не горели как пламя, освещая мой бренный путь. Но она вызывала не только желание. Рядом с ней я понял истинное значение судьбы.

Раньше я был уверен, что реализую свои собственные цели, и ничто не способно сбить меня с выбранного пути. Но теперь я действовал вопреки себе. Я попал в шторм, где мой компас давал сбой. Я должен был её отпустить, отвезти обратно в холодную чёрную Москву, к чертям собачьим — к холодной бритве и тёплой ванне. Но я был также уверен, что она не переживёт этого возвращения. А я не переживу её. Зачем сопротивляться? Я сомневался и впервые в жизни не находил «правильного» ответа. Правильного для себя.

Я подписал бумаги, завершив сделку. Стоял сейчас во дворце в Англии, глядя на сад, который и садом назвать не мог. Зачем траву подстригают как уголовника под машинку? И даже деревьям придают определённую одинаковую форму, превращая живую природу в неживую. Да ещё и освещено всё было с каким-то мёртвым голубоватым оттенком металлических фонарей.

Да и люди здесь были ненастоящими — чопорными, высокомерными, холодными. И с моего первого приезда в эту туманную и тусклую страну ничего не изменилось. Как и отношение ко мне всех этих особ королевской крови. Одна из них подошла ближе, держа положенную дистанцию.

— Привет, эмир Хамдан.

— Привет.

— Сколько скакунов ты продал бабушке в этот раз?

— Коммерческая тайна.

— Скажи хотя бы, хорошая ли это сделка?

— Для меня или для неё?

— Разговор с тобой — самое увлекательное, что случилось со мной за этот скучный приём.

— Я рад, что смог скрасить твой вечер.

— Ох, Хамдан, если бы ты не был эмиром Омана, я бы не задумываясь вышла за тебя замуж.

— Именно, потому что я эмир Омана, у тебя есть уникальная возможность стать моей первой женой.

— Ты всегда очень оригинально делаешь мне предложение.

— А ты каждый раз тривиально отказываешь.

— Бабушка не позволит родить мне правнуков смешанной крови.

— Твой кузен, кажется, не спрашивал позволения.

— Мой кузен — мужчина, а вам больше дозволяется. И потом, он младший и любимый внук. Почему у тебя до сих пор нет гарема?

— Потому что я не хочу, чтобы дочери отцов, которые хорошо их пристроили, воевали за моё внимание, наперегонки рожая мне детей. Да и держать нескольких женщин в одном доме и на одной кухне — плохая идея. Не люблю ссоры и суету.

— Да ты идейный альтруист. Вижу, тебе здесь не менее скучно, чем мне. Предлагаю объединить усилия по части разгона скуки.

— Отличная идея. Чем займёмся? Перемыванием костей ближним и дальним родственникам?

— Там видно будет. Поднимайся пока на второй этаж, третья дверь справа по коридору — голубая комната. Я буду через 15 минут.

Просто и чётко.

Я кивнул. Моим чувствам не помешает немного разбавиться и притупиться.

Я дождался, когда женщина отойдёт на безопасное расстояние, медленно отвернулся от окна и, оторвавшись от созерцания скучного сада, проследовал к лестнице. Никому не было дела до эмира Омана, покидающего невесёлый приём, чёрт знает, по какому поводу.

Комната и правда была голубая. Голубые теснённые обои, голубая обивка мебели, голубой ковёр, даже потолок голубой. Его я увидел, когда сел на диван, положил руки на резную спинку и запрокинул голову.

Беатрис не опоздала. Никогда не опаздывала. У английских женщин этикет был превыше женственности. За