Предсказание - Villa Orient

вскочила от неожиданности, всеми фибрами души ощущая разительную перемену в поведении Хамдана. Он вошёл резко, чего раньше не бывало, даже не задержавшись на пороге, громко захлопнув за собой дверь и включил свет.

Я зажмурилась от яркого света. Я полюбила вечером после заката и ночью сидеть в темноте комнаты, освещённой лишь лунным светом, который здесь ярче, и звёздами. Миллионы мыслей пронеслись в моём воспалённом мозгу. Что ещё я сделала не так? Никаких глупостей, по моему мнению, я не совершала, живя тихо в его отсутствие. Возможно, пришло время наказать меня за непослушание и потерю ребёнка, о чём мы не знаем наверняка.

От былой размеренности Хамдана не осталось и следа. Но ведь я никогда и не знала его по-настоящему. Сейчас он двигался как хищник в момент охоты. Он стремительно сбросил пиджак, одновременно стягивая галстук и расстёгивая брюки. Не прошло и трёх секунд, как он пересёк комнату, обхватив меня рукой и повалил поперёк кровати. Он удерживал меня тяжестью своего тела, пока коленями раздвигал ноги и устраивался удобнее.

Я зажмурилась ещё сильнее, так что искры заплясали под веками, и сжала руку, до боли впиваясь ногтями в ладонь. Я не сопротивлялась открыто, формируя тенденцию причинять себе дополнительную физическую боль, когда испытываю душевную. Но Хамдан и это замечал лучше меня. Он завёл мою руку за голову, разжал кулачок и провёл подушечками пальцев там, где ногти оставили следы, снимая болезненное ощущение.

— Марина, открой глаза.

Я не хотела. Боялась увидеть гнев, ненависть и осуждение в его глазах. Но тон его голоса говорил об обратном. Он был мягким и чуть хриплым. И я разжала веки.

— Что ты видишь?

Его глаза были чёрными омутами, темнее обычного, и в них билась страсть, самая настоящая, всепоглощающая и заставляющая так действовать. Я вздохнула и перестала бояться, по крайней мере, ужас перестал сковывать моё тело и цепкими щупальцами заполнять сознание. Хамдан понимал меня лучше, чем я сама себя понимала, и мог даже управлять моими реакциями.

Он меня поцеловал, жарко, жадно, то сминая губы, то нежно захватывая, глубоко проникая языком в мой рот и лаская там всё, до чего мог добраться. Он целовал меня так долго, что я сначала просто забыла, как дышать от накрывших ощущений, а потом и вовсе начала задыхаться.

Теперь меня по-настоящему начала пугать стремительная перемена моего настроения: ещё минутку назад я боялась его до ужаса, а сейчас сгорала от вожделения, притом что он даже не трогал моё тело. Меня возбудили тяжесть его тела, страстный взгляд и всего один горячий поцелуй.

Он задрал платье и стянул с меня трусы. Ребром ладони он провёл по складкам, которые предательски набухли и намокли, так что он одним сильным движением смог проникнуть в меня на всю глубину. Я выгнулась дугой от того, как он мгновенно заполнил меня, коснувшись каждого нерва. В этот раз он двигался сериями быстрых толчков, срывая крики, не давая мне вздохнуть даже в период коротких передышек между движениями. Я запрокидывала голову, выгибала спину навстречу движениям, крепко обхватив его бёдра ногами. Не знаю, сколько времени так прошло, скорее всего, совсем немного, считанные минуты, но мне показалось, что целая вечность, пока я не взорвалась от яркого оргазма, заставляющего тело содрогаться долго и мучительно приятно, получая полное расслабление. Мы кончили почти одновременно, он даже на долю секунды позже, какое-то время продолжая лежать на мне, а потом плавно перекатился на спину. Мы оба были полураздеты, он снизу, а я сверху, вот до чего доводит страсть.

Он наконец лениво встал. Он снова был неторопливым, застёгивая брюки и особенно методично застёгивая пряжку на ремне. Я тоже встала, да так и застыла на месте. Его семя выливалось из меня, стекая по бёдрам. Он обернулся, как будто спиной почувствовал моё замешательство:

— О чём задумалась, милая?

Он впервые назвал меня иначе кроме как по имени, и я поняла, что не хочу говорить правду, портя момент. Но вспомнив последний раз, когда пыталась соврать, то решила не испытывать судьбу. Он понимал меня лучше.

— Не хочу быть инкубатором.

— Марина, если смотреть на это под таким углом, то можно совсем остаться без желаний. В жизни бывают разные обстоятельства и обязательства, на которые мы не можем повлиять, но в наших силах решить, как к ним относится.

— В твоих силах не вынуждать меня.

— Разве я тебя заставлял?

Он снова подошёл ко мне, зарылся пальцами в волосы на затылке, так что я подняла голову. Он опять меня поцеловал, нежно захватывая губы, а его рука скользнула по груди, отчего сосок напрягся, а тело опять начало откликаться на ласку. И я поддавалась, пока он не прекратил действия.

— Если смотреть на это под таким углом, то у меня к тебе не может быть никаких претензий. Ты не отвечаешь на мои вопросы, ты задаёшь мне новые.

— Потому что ты знаешь ответы на все свои вопросы, просто не хочешь сама себе поверить, не хочешь об этом думать. Хочешь, чтобы за всё ответил кто-то другой.

— Но ты и должен отвечать! Ты ведь меня похитил!

— Да, и я не могу тебя отпустить, Марина.

— Или не хочешь?

— Или не хочу, что в моём понимании — одно и то же. Это к вопросу о ценности твоей жизни.

— Откуда тебе знать, что так и должно быть?

— Я не верю в совпадения, Марина, чтобы ты ни думала о моём невежестве. Я встретил тебя не просто так, и моё предсказание не пустой звук. Мы всегда находимся именно там, где должны быть. И делаем то, что должны, часто не понимая причин, нас приведших.

— Расскажи, как ты приехал сюда? Разве не хотелось тебе вернуться в родной Грозный, хоть жизнь там, может быть, и не такая роскошная?

— Я не люблю это обсуждать. Я никогда не спрашивал мать, каково ей было наложницей, потому что она сама не рассказывала. Подозреваю, не просто. Мой отец был не простым человеком. Я был пятнадцатилетним пацаном. Вчера гонял мяч с друзьями во дворе, а сегодня оказался единственным сыном эмира с массой обязанностей, которые надо освоить экстерном. Но дай я тогда слабину, никогда не стал бы тем, кто я есть.

— А ты доволен тем, кто ты есть?

— Характер не даёт сбить себя с принятого пути. Я во всём преследую свои цели и интересы.