Предсказание - Villa Orient

я бессмысленно бродила по окрестностям и зашла в пустой гараж, где заботливо был оставлен этот пистолет. Посреди размышлений в гараж вошли двое мужчин — водитель и механик, по одежде решила я. Они застыли в дверях, глядя на меня. Один из них нервно облизал губы, выставил руки вперёд в знак примирения и заговорил по-английски:

— Опусти пистолет, девочка. Мы тебя не тронем. Просто положи его.

Я посмотрела на мужчин, а они так и застыли в проходе, не делая попыток приблизиться. Они определённо были напуганы. Я вдруг чётко осознала, что не могу выстрелить в человека, не могу даже поднять ствол в их сторону, тем более что они ничего плохого мне не сделали. Наверняка, у них семьи, дети, жизнь, которую я не могу отобрать. Но они этого не знают.

У одного из них была с собой рация, и он что-то передал по ней на арабском. Сейчас сюда сбежится куча народа, и будет не до правильного выбора. Но я почему-то медлила. Просто стояла и не шевелилась, только мысли быстро пробегали по нейронной сети. Время остановилось для меня. Видимо, я стояла так дольше, чем думала. Пока из-за спин мужчин не вышел Хамдан.

Он двигался как всегда медленно и уверенно, наполняя всё вокруг собой и своей решительностью.

— Марина, положи пистолет, откуда взяла.

Вот теперь я видела свою цель чётко и ясно. Я подняла руку, держащую пистолет, к виску. Холодный металл коснулся кожи. Я закрыла глаза. Жизнь не пронеслась в одно мгновение, наоборот, перед глазами потемнело, а мысли стали прозрачными и просто испарились. Я нажала пальцем на крючок, но ничего не произошло, я даже щелчка не услышала.

Я открыла глаза, полные удивления и недоумения. Хамдан размеренно шагнул в мою сторону, преодолевая разделяющее нас расстояние расслабленной походкой. Он легко взял пистолет из моей ослабевшей руки. Он был спокоен.

— С предохранителя даже не сняла.

Он что-то резко сказал по-арабски, обращаясь явно не ко мне, ведь я не понимала языка. Меня он крепко схватил за руку и потащил прочь из гаража. Я могла сопротивляться, примерно, как тряпичная кукла. Он втолкнул меня в дом, и я рухнула прямо на пол в гостиной. В ушах у меня шумело, а в глазах резко потемнело. Я щекой чувствовала холодный пол. И это было последнее, что я помню в тот день. Сознание меня покинуло.

Глава 20

Я очнулась, не понимая, где и когда. Тело горело, голова была тяжёлой и ужасно болела, живот тянуло. Я огляделась, но не могла сфокусировать взгляд. Увидела только Фатиму, которая смотрела на меня с жалостью и сожалением, а потом снова провалилась в сон.

Меня опять мучил кошмар. Я падала и горела снова и снова, пока чья-то воля настойчиво вытаскивала меня из небытия. Пробуждение опять было болезненным. Всё вокруг было как в тумане. Глаза выхватывали отдельные картины. В моей руке была игла от капельницы. Вроде бы я лежала в своей комнате, но не была уверена в этом. Возможно, мне так казалось, потому что я видела постороннего мужчину, который разговаривал с Хамданом. Разговор я не слышала, точнее, не могла достаточно сосредоточиться, чтобы разобрать слова. Они, кажется, не обратили внимание на то, что я открыла глаза. Бодрствование длилось недолго, и я снова провалилась в темноту.

Третий раз я проснулась всё ещё в тумане, но уже без боли. Я была в своей комнате. Капельницы не было. На этот раз Фатима подбежала к кровати, внимательно вглядываясь в моё лицо.

— Фатима…

— Да, госпожа.

— Что со мной?

— Сейчас, подожди, госпожа.

Она выбежала из комнаты. Мне было сложно даже шевелиться, но, по крайней мере, мне было не больно. Наверное, тело затекло. Сколько же я пробыла без сознания?

В комнату вошёл Хамдан. Мои чувства были притуплены, поэтому я не ощутила ярких впечатлений от его присутствия, как это обычно бывает. Он присел на край кровати. Он был одет в костюм с завязанным галстуком. Наверное, как раз собирался уходить. Значит, ещё только утро.

— Как ты себя чувствуешь, Марина?

— Тяжело двигаться. Сколько я была без сознания?

— Трое суток.

Какая-то смутная мысль забрезжила на краю моего сознания. Я не сразу её поймала. Я закрыла глаза, стараясь не уснуть снова, и сосредоточиться достаточно, чтобы задать вопрос:

— Я потеряла ребёнка?

— Тебя это расстраивает.

И это был не вопрос. Я сама ещё не разобралась в своих чувствах, а он уже читал их на моём лице.

— Мы не знаем наверняка. Если ты и была беременна, то срок очень маленький.

Он должен быть зол на меня, возможно, даже ненавидеть, но его тон был как всегда ровным. Так же, как он был спокоен, когда я спускала курок. Он не осуждал меня и не беспокоился. Наверное, мысли опять отразились на лице, а он странным образом читал их.

— Ты очень противоречивый человек, Марина. Ты не хотела от меня ребёнка, но сейчас ты расстроена возможной потерей. Из всех возможных путей ты выбираешь самый сложный. Ты не нанесла себе непоправимого вреда в этот раз. Мы вылечим твоё тело. Но без твоей помощи, мы не сможем вылечить твою душу. Причина твоей душевной боли не я, как бы тебе ни хотелось так думать.

— Хамдан… Моя жизнь для тебя ничего не стóит?

Он покачал головой.

— Любая жизнь ценна, и твоя тоже. Твоя особенно. Марина, мы не в праве решать, когда нам умирать. Таков порядок вещей. И это не религия, это гораздо глубже в нас, в нашей истории, в наших генах.

Это была простая истина, и я её знала, но не понимала. Я заплакала.

— Я больше не могу так…

— Марина, я знаю, ты рано потеряла родителей. Ты приняла смерть, может быть, думаешь, что должна быть с ними, но у каждого из нас свой срок. Сейчас тебе тяжело, и ты хочешь, чтобы всё закончилось, но самоубийство не выход.

— Я хочу домой.

— Я знаю. Я испытывал те же чувства, что и ты, когда попал сюда. Мне и сейчас иногда кажется, что это не мой дом. Но мы все именно там, где должны быть. Мы с тобой встретились не просто так.

— Ты мог…

— Мог. Пойми меня правильно. Я мог завоевать тебя и в Москве, это вопрос времени. Но мои мотивы были бы точно такими