Любовь моя, Анайя - Ксандер Миллер

— Отдать паруса! — крикнул Бостон. — Поворот на фордевинд.

«Акула II» была оснащена как шлюп, если не считать того, что главную мачту сдвинули к корме, чтобы можно было установить сразу несколько передних парусов. Команда ловко взялась за шкоты, и кливер[68] скользнул вверх по лееру. Паруса раздулись, и Зо увидел, что они залатаны мешками из-под риса, простынями, а в одном месте — парой джинсов «Левайс».

Когда Зо слегка оправился, к нему подошел один из членов команды, по имени Соломон, чтобы показать судно. Смотреть было особенно не на что. Главная палуба тянулась от носа до кормы. Открытый люк вел в грузовой трюм посредине корабля. Соломон показал Зо содержимое рундука. Там лежали топорик, молоток, фальшфейер[69], стамеска, набор для конопатки, сверла, свайка, люверсы, бечевка и ламповый фитиль.

Капитанского мостика не было, и Бостон управлял шлюпкой вслепую, со шканцев[70] за мачтой. Чтобы лучше видеть воду впереди, он забирался на краспицу или отправлял туда вместо себя кого-нибудь из матросов. Ни штурвала, ни рулевой рубки на шлюпке также не было. Лодка управлялась с помощью длинного деревянного румпеля, выкрашенного в красный и синий цвета. Камбуз находился в кубрике, где в качестве мангала использовалась разрезанная пополам бочка из-под масла.

Груз — преимущественно мешки с углем, предназначенным для жаровен Порт-о-Пренса, — возвышался над планширом на пять футов. На судне не имелось ни спасательных шлюпок, ни жилетов. Между рубкой и грот-мачтой были натянуты три гамака. В одном из них спал какой-то человек, и Соломон шлепнул его по ногам.

— Это Колибри, — объявил он. — Обычно его можно найти здесь.

— Гамак — мой пост, — откликнулся Колибри.

— Колибри не поклонник тяжелого труда.

— Колибри поклонник лотереи, — парировал тот.

— Он ничего не смыслит ни в мореходстве, ни в море.

— Ненавижу это дурацкое море, — подтвердил Колибри.

— Но он умеет чинить все, что работает на бензине, — пояснил Соломон, — поэтому мы и держим его на борту.

Члены команды устроились на палубе, прислонившись спинами к грузу, закурили, откупорили бутылку клерена и стали выпивать. В темноте ром был обжигающим и бодрящим. Они плыли по морской глади на восток, сменяя друг друга у кормового люка и подвесного мотора. Луна осталась далеко позади и уже клонилась к западу, когда на палубу, пыхтя трубкой, вышел Бостон.

— Индейцы умели найти дорогу от Кюрасао до Флориды, используя для навигации только луну, — он указал на ночное светило мундштуком трубки. — А большинство современных моряков не могут реку пройти без радара и карты глубин.

Зо спросил Бостона, откуда у него это прозвище, и капитан поведал ему историю своей морской жизни.

— В детстве я бороздил прибрежные воды в прохудившемся каноэ. Но впервые по-настоящему вышел в море со своим дядей, Десперо Метелюсом. Десперо сколотил состояние, возя оружие и наркотики с Ямайки, но работа была опасная, и ему повезло, что он остался жив. — Бостон глубоко затянулся и рассказал Зо, как дядя Десперо купил собственный глубоководный траулер. — Прекрасное судно с настоящими дизельными двигателями, полноценной рулевой рубкой, крытой палубой и камбузом. Это и была «Акула I». Единственное, что у нее было общего с этой развалюхой, — он топнул ногой по палубе, — имя.

— И что же случилось с «Акулой I»? — спросил Зо.

— Десперо ушел на покой и продал ее мне.

Казалось, что больше Бостон ничего не скажет. Он отщипнул кусочек от нового табачного брикета, набил трубку, зажег ее и выпустил длинную струю сладкого дыма.

— Это было в восемьдесят пятом, — заговорил он, — в самый расцвет лодочных перевозок. Я решил, что смогу совершать по два рейса за сезон. Суда выходили из Пор-де-Пе, и я отправился во второй рейс в июне. Это была моя первая ошибка. Пора ураганов еще не настала, однако вероятность их возникновения уже существовала. И я это знал. Но у меня появилась идея, что, плывя к Кубе, я мог бы воспользоваться восточными пассатами.

Мундштуком Бостон начертил в воздухе карту, обозначая струями табачного дыма призрачные береговые линии.

— Вот самый северный порт Гаити, — показал он. — А это побережье Кубы. Обычно капитан берет курс на Багамы и подходит к Флориде с востока. — Бостон провел трубкой по лицу. — Но я решил, что сумею обмануть береговую охрану США и из Варадеро подойти с юга.

Капитан стал посасывать мундштук, и огонек трубки освещал его глаза снизу.

— «Акула» была обречена с самого начала, — проговорил он. — Из Венесуэлы пришел холодный фронт, а я, дурак, вообразил, будто это хороший знак.

— А на самом деле? — спросил Зо.

— За нами гнался ураган «Боб», — сказал Бостон. — Ветер скоростью шестьдесят узлов. Такой способен сдуть волосы с твоей головы. Он застал нас в открытом море между Кубой и Флорида-Кис[71]. Мы привязали себя к мачте.

Бостон рассказал Зо, что «Акула» отважно боролась шестнадцать часов кряду, пока не заглохли двигатели.

— Это было отличное судно, — произнес капитан, глядя вдаль, будто вызывал погибший корабль из небытия. — Оно обогнало бурю на два дня, но та бушевала неделю. Оба двигателя вышли из строя, грот-мачта раскололась. «Акула» пронесла нас сквозь шторм, но теперь мы очутились во власти океана. В нашем распоряжении были только кливер и треснувший руль.

— И что же вы сделали?

Бостон глубоко затянулся, над его головой поднялся сладкий дым и унесся назад, в море.

— Единственное, что было можно сделать, — сказал он. — Начали дрейфовать. Нас сильно снесло к востоку, и я опасался, что мы проскочим мимо Большого Абако[72] и попадем в Атлантику, где затеряемся навсегда. Но нас спасло прогулочное судно на Кисе. Багамская яхта прицепила нас к себе и отбуксировала во Фрипорт.

Повисло долгое молчание.

— А я-то думал, вы доплыли до самого Бостона, — заметил Зо.

Капитан перегнулся через планшир и выбил горящий табак из трубки в море. От воды поднялся небольшой дымок.

— Когда таможенник во Фрипорте спросил нас про порт назначения, парень, который был на борту, начал кричать: «Бостон!» У него там жила семья, и, видимо, это было единственное известное ему место за пределами родной деревни. Это сильно рассмешило багамские портовые власти. Они конфисковали мое судно, а меня окрестили Бостоном.

Зо лежал, прислонившись спиной к мешкам с углем, пока они пересекали морские воды, а заодно и лес всей его жизни. В лунном свете он видел маленькие речушки, сбегающие с холмов, и широкие галечные дельты на пляжах, там, где реки впадали в