Влюбись за неделю - Алёна Кручко

Только я не знаю, окажется ли так же просто открыть портал через полмира. Ничего не знаю о визовом режиме и о том, как здесь обеспечивают охрану границ, если открыть портал способен каждый ребенок. Может, какой-нибудь антипортальный «железный занавес» стоит, и без визы размажет по нему как… неаппетитно, в общем, размажет. Или перенесет сразу «куда надо». В смысле, в «компетентные органы». Мне только таких проблем не хватало.

Через четыре дня рискну, тогда уже будет все равно.

На глаза навернулись слезы. Пиво, телевизор и мысли о вероятной скорой смерти — замечательный меня ждет вечер.

Интересно, чем занят Норвуд?

Нет, интересно другое — после той Эльзы, с которой они остались друзьями, у него кто-то появился? Сейчас — кто-то есть? Сабелла наверняка знает, но как раз в этом она могла и слукавить, и промолчать. Хотя, раз все же полагает, что я сумею его заинтересовать… Буду считать, что он сейчас свободен. Так остается хоть какая-то надежда.

В телевизоре плыл Сидней с высоты птичьего полета, а я пила пиво и пыталась вообразить, каким Норвуд бывает с женщинами. Представлялась слегка смягченная версия привычного ядовито-ироничного модуса. «Саблезубые коряги» и «почти-вечернее-платье» — это даже мило, если не ожидать от мужчины каких-то особенных нежностей. Потому что на нежности Норвуд, кажется, способен только в отношении пурпурницы. «Смотри, детка»… с другой стороны, если бы он назвал «деткой» меня… ну уж нет, не надо!

А ведь у него тоже осталось всего четыре дня, хотя он об этом еще не знает. Наверное, плохо, что я ему не сказала. Нечестно. Вдруг у него тоже есть какая-то мечта, которую обидно будет не исполнить? Мало ли… может, вырастить еще какой-нибудь супертурнепс? Или прокатиться на яхте до Большого Барьерного Рифа — почему бы нет, в конце концов? Должны же у него быть какие-то увлечения и кроме науки?

Я бы даже составила ему компанию. Наверняка это было бы интересно. Хотя вряд ли он мечтает последние оставшиеся дни провести с Шарлоттой.

А жаль.

Стоп. Это что же получается — я хотела бы провести эти дни именно с ним? Не потому что надо, а…

А потому что мне было бы приятно? Меня вдруг увлекает его общество? Интересны его язвительные реплики?

Я допила бутылку и тут же открыла другую. Оказывается, пироги и болота очень легко сближают. Вернее, болота и пироги, хотя какая разница. Такие новости точно надо запить.

И заесть. Пиво — хорошо, а пиво с пиццей — лучше. Снова вниз. Здесь точно есть какие-то ограничения на шатания порталами туда-сюда, не зря же в доме Сабеллы, как и у Шарлотты, портал ведет в гостиную. Так что для Сиднея придется узнавать, как здесь обстоят дела с визами.

Я сделала заказ и села в кресло дожидаться своей вкусной пиццы. Отхлебнула еще пива, закрыла глаза…

Ажурная дуга моста Харбор-Бридж отражалась в синей бухте. Синюю гладь рассекали большие и маленькие катера, белели яхты, вокруг галдели туристы. А вон и похожая на паруса под ветром крыша Оперы.

Я спрыгнула в стоявший у причала юркий катер, и он рванул через бухту, оставляя белый пенный след. Ветер норовил сорвать с головы широкополую шляпу, я придерживала ее одной рукой, другой вцепившись в поручень. Дышала соленой и йодистой свежестью океана, так непохожей на затхлый воздух болот, и жалела, что Норвуда нет рядом.

Катер привез на пляж с белым коралловым песком, а с пляжа меня каким-то образом занесло в бар, почему-то с немецкой кухней. Сосиски на углях и холодное пиво… не много ли мне пива на сегодня? Хочу вина. Обязательно австралийского. Где-то я читала, что оно даже лучше итальянского. Оказалось — правда!

После вдумчивой дегустации меня занесло в мастерскую художника. Я знала, что его зовут Джейк и он рвется нарисовать мой портрет.

— Обнаженной в полный рост? — спросила я на всякий случай. Он расхохотался.

— Если хочешь, почему нет? Но я имел в виду только то, что сказал. Портрет. Лицо в лунном свете на фоне океана. В синей гамме. Ты знаешь, что в твоем лице есть что-то потустороннее? Как будто ты пришла из совсем другого мира.

— Надеюсь, это не твой способ ухаживать за девушками, потому что я согласна только на портрет, — я сделала вид, что не услышала слов о другом мире.

А в портрете и правда чудилось что-то потустороннее. Не я и не призрак — но как будто и я, и она сразу. А у синего, оказывается, столько оттенков…

— Ты чудесный художник, Джейк, — сказала я, рассматривая свое-Шарлоттино лицо на холсте.

Оно не было пугающим или мертвенным, не было лицом призрака. Но в нем как будто отражался иной мир. В неуловимых штрихах и бледно-голубом цвете. Странном, чуждом, словно подсвеченном изнутри. Состоящем из тысячи разных оттенков.

И казалось, что этот пугающий мир вот-вот позовет девушку с портрета. Заберет. Поглотит и не выпустит больше. А на туманном, едва-едва прорисованном фоне, почти незаметные глазу, проступали странные темные силуэты, не то горы с острыми вершинами, не то скалы. И они тоже — пугали.

— Я не понимаю… Как ты все это увидел? Почувствовал? Ты чертов гений.

— Пустое, — отмахнулся Джейк. — Я всего лишь художник.

— Да. Ты показал здесь больше, чем можно было бы сказать любыми словами.

— Спасибо, Салли, — кивнул он. — Приходи сегодня вечером, надо поработать над деталями.

— Сегодня? — я посмотрела на часы, в окно. Над океаном вставало солнце. — Мне же на работу! А хотя… плевать. О чем волноваться, правда?

Он засмеялся и поцеловал меня — легко, почти по-дружески.

— Не надо, — попросила я. — У меня Норвуд.

— Ты говорила о нем половину ночи, — сообщил Джейк. — Ту половину, когда была пьяна. Все наладится, Салли. Не бойся меня, я претендую только на твое лицо в лунном свете, еще одну ночь. Хотя буду рад, если пригласишь на свадьбу.

— Ах, какая свадьба, — я махнула рукой и открыла портал.

И открыла глаза.

Я сидела в кресле, рядом на столике дожидалась заказанная пицца, а за окном стояла, кажется, глубокая ночь.

— С добрым утром, Салли, — я встала, потянулась. Тело затекло, кресло хоть и удобное, но с кроватью не сравнить. — Иди уж досыпай по-человечески. Приснится же такое…