Беспринципная - Юлия Резник

— Испугалась мамкиных гостей? — шепчу я, водя губами по Алискиным растрепанным волосам.

— Ага. Они же уйдут? Ты меня с ними не бросишь?!

— Ну, конечно, нет. Все будет хорошо.

Стараясь, чтобы так оно и выглядело, готовлю наспех ужин. В холодильнике — шаром покати. Эти сожрали все подчистую. Но есть яйца. Ими и ужинаем. Ближе к ночи с гулек возвращаются Лёнька и Свят. В окно наблюдаю их встречу с «папкой». Пацаны выглядят настороженно, но видно, что встреча их трогает. Черте что. Вот будет хохма, если они обрадуются этому воссоединению века! Господи, какой же абсурд. Только возвращения блудного папаши нам не хватало!

Вечер сгущается, веселье за окном набирает обороты. Еще через час в доме сначала слышится какая-то возня, громкие шепотки и смешки, а потом все звуки стихают. Сгребаю сигареты и через окно выбираюсь на улицу покурить.

— А ты ничего такая выросла, — слышу сиплый голос. — Прямо вся в мать. Только попрыгучее.

Я оборачиваюсь. Олег. Стоит, щурится. И взгляд у него такой, что мне бы в дом поскорее вернуться, только для этого надо пройти мимо этого мудака, а я очень сомневаюсь, что это безопасно.

— Не бойся, — шепчет он, подходя ближе. — Я ж не кусаюсь… пока.

И вот потом он на меня набрасывается.

Глава 14

Зоя

Олег резко хватает меня за руки и прижимает к стене. Рядом падает сигарета, тухнет с шипением, угодив в небольшую лужицу у поилки…

— Пусти-и-и! — воплю я, но он так больно, так резко вбивает меня в свое вонючее, покрытое синюшными портаками тело, что вместо вопля с моих губ срывается писк. А ну закричи, когда из тебя дух вышибли!

«Господи, что же происходит?! — пульсирует в мозгу. — Нет. Нет, только не так. Не с ним. Не против воли!»

— Да тише ты, — шипит Олег, сдавливая запястья сильнее. — Ты же сама хочешь, да?

Какой там, господи?! Меня сейчас вырвет! Пусть Арман Вахтангович тоже был резким и злым, происходящее воспринималось совсем иначе. Тот касался меня — и, да, я вздрагивала, я боялась, но это был обычный девичий страх перед неизведанным. Сейчас же я в курсе, чего мне ждать. И об одной только мысли об этом меня выворачивает наизнанку. Я отталкиваю его, я борюсь так, что стучат зубы, но этому опустившемуся существу плевать на мои желания. В нем нет ничего человеческого. Я всхлипываю униженно — пожалуйста, нет, не надо-о-о-о. А как только он чуть ослабляет контроль, надрывно ору:

— Помогите! Люди!

Конечно, мой рот тут же затыкает вонючая рука. Кровь шумит в ушах. Истерика подкатывает к горлу и душит, душит… Мне кажется, я вот-вот потеряю сознание, как вдруг слышу звук тяжелых торопливых шагов и тут же отлетаю к стене, снесенная огромной тенью.

— Отпусти её, мразь!

Гаспарян.

Мамкин дружок едва успевает обернуться, как тот налетает на него ураганом. Арман Вахтангович не дерётся — он месит Олега, словно хочет убить. Тот пробует отвечать, рычит, бьет в ответ, вырывается, попадает даже, но один точный удар, и в схватке намечается победитель. Поверженный Олег летит на землю, окропляя траву густой, кажущейся в темноте черной кровью. Но на этом драка не заканчивается. Распаленный дракой сосед добивает лежачего, и плевать ему, что это вроде как не по-мужски. Картина поражает своей жестокостью. Я даже не представляла, что Арман Вахтангович способен на такую абсолютно звериную жестокость. Он не просто спасает меня. Он уничтожает обидчика. Агрессия прямо зашкаливает, она такая плотная, что ее можно почувствовать, взвесить, ощутить ее запах и вкус. Было бы у Армана Вахтанговича оружие, он бы и то пустил в ход. Хотя чем не оружие его кулаки? Они же как молоты…

На шум из дома выбегают мальчишки.

— Какого хрена тут происходит?! — вопит Лёнька, не решаясь приблизиться к нам. Генка посильнее, видя, что дело плохо, он подлетает к Гаспаряну и начинает его оттаскивать от валяющегося бесформенной кучей тела.

Я стою, цепляясь за стену, будто это единственное, что держит меня в реальности. Ноги ватные. Сердце грохочет. Руки дрожат. Я ничего не чувствую — ни боли, ни страха. Только лупящий по венам адреналин и жажду крови, да… Все правильно. Так ему!

— Все! — орет Генка. — Все, дядь Арман, кончайте! Че тут у вас случилось-то?!

Гаспарян сгибается пополам, упираясь рукой в коленку. Дыхание у него сбилось. Грудная клетка ходит ходуном…

— Что ж ты… за сестренкой… так плохо смотришь, а, Ген? — стыдит брата. Генка, сощурившись, оборачивается ко мне:

— Он тебя…

— Нет! — вскрикиваю я. — Не успел. Спасибо Арману Вахтанговичу.

Лёнька со Святом переглядываются. Бедные, растерялись… Не знают, как быть. С одной стороны — отец вроде как. С другой — я. Стою — зуб на зуб не попадает!

— Зой… — окликает меня потерянный Свят.

— Все н-нормально, — силюсь улыбнуться я.

— Ага, я вижу, — хмурится Генка. Ох, не надо было Арману Вахтанговичу его попрекать! Этот и сам с этой задачей справится.

— Чего не выгнали мамкиных хахалей? — ругается Гаспарян.

— Так… это папка вон… — Генка сплевывает. — Лёньки и Свята.

— Не нужен нам такой папка, — выпячивает вперед подбородок последний. Я всхлипываю и начинаю медленно стекать по стене в траву.

— Зойка, ну ты чего, малая? Давай, поднимайся. Иди в дом. Мы пока этих господ проводим…

Гаспарян хватает Олега за шиворот, как мешок с навозом, и волоком тащит к калитке.

— Ещё раз я тебя здесь увижу — вызову ментов, понял? — сплевывает кровь в траву Арман Вахтангович.

— Лёнька, Свят, вы дружка его тоже давайте будите…

— Их тут сколько вообще? — уточняет мой спаситель. С истеричным смехом утыкаюсь лбом в коленки. Господи, какой кошмар… И понимаю вроде бы, что все позади, но почему-то спокойнее не становится. Вот как я оставлю Алиску?! Как?! Сегодня мы их выпихнули, да… Но где гарантия, что они не вернутся завтра еще больше озлобленными? Или что не придут другие?

— Вот же тварь… Вот же сука, а?! Обещала никогда больше. Клялась! — я начинаю рыдать и сама того не осознаю. Я так устала держать в себе боль, что она против воли выплескивается наружу.

На плечо опускается сильная горячая ладонь. Пальцы ложатся осторожно, будто спрашивают разрешения. Я вздрагиваю, но не отстраняюсь. Чувствую, как напрягаются мышцы Армана — он, похоже, хочет что-то сказать, но не может подобрать слов. И в тишине, которая будто тянется вечность, я только слышу, как он дышит. Все еще глухо и рвано.

— Все будет