По ту сторону тьмы - Р. С. Болдт

Воздух становится густым от странного напряжения, и когда я тянусь к затылку, чтобы сжать напряженные мышцы шеи, её глаза отслеживают движение. Они улавливают и задерживаются там, где моя рубашка обтягивает бицепс.

И чёрт бы меня побрал, если во мне не вспыхивает гордость.

Она наклоняет голову в сторону, отчего её рыжие волосы падают занавесом, слегка развеваемым ветром. Мои пальцы подрагивают от желания перебрать их. Особенно теперь, когда я знаю, какие они шелковистые на ощупь.

Господи. Мне действительно нужно перепихнуться, если я фантазирую о женских волосах.

— Ты сказал, что Скорпионы не трогают женщин и детей, — в её зелёных глазах мелькает замешательство, она хмурится. — Тогда почему Лайла так сказала? И потребовала, чтобы я сообщила тебе? — её голос затихает, становясь слабым, отчего мне интересно, размышляет ли она вслух и действительно спрашивает меня. — Если то, что ты сказал, правда, то это… просто бессмысленно.

Я сержусь от нити сомнения в её словах.

— Я же говорил тебе, мы, блядь, не трогаем женщин и детей.

— Тогда кто это сделал? — выстреливает вопрос она в ответ. — Потому что, основываясь на свой опыт, мертвецы не лгут.

— Я уже поручил своим людям разобраться в этом.

Она глубоко вздыхает, её грудь вздымается и опускается в чёрном хлопковом платьице, которое обтягивает её стройные изгибы. Она ненадолго отводит взгляд, её верхние зубы впиваются в нижнюю губу, прежде чем посмотреть на меня своими этими зелёными глазами.

— Если что-то стрясётся, — если в морг поступит ещё одно тело, и оно как-то будет связано со Скорпионами, что будет, если я снова заявлюсь в закусочную, чтобы сообщить тебе…

— Не стоит, — оборвал я её, мой тон резок. — Ты, блядь, не вернёшься. Точка.

Она вызывающе выпячивает подбородок, её взгляд ледяной.

— А что, если я точно не… — в её глазах вспыхивает раздражение, когда она подчёркивает следующие слова, — вернусь? — положив руку на бедро, она говорит насмешливым тоном: — Но мне случайно понадобятся продукты, и я остановлюсь у фермерского рынка неподалёку…

Чёртова дерзость этой злючки вызывает у меня смех, царапающий горло, звучащий хрипло и непривычно.

— Поверь мне на слово, — я понижаю голос и наблюдаю, как её рот сжимается в раздражённую линию. — Ты не захочешь испытать меня.

С быстрыми шагами много времени, чтобы добраться до двери, не требуется. Для верности я без оглядки бросаю:

— Лучше запрись наглухо, рыжая. Никогда не можешь быть слишком уверен в том, кто может заглянуть в гости.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

ДЖОРДЖИЯ

Наступает вечер среды, принеся с собой один из тех замечательных флоридских ночей, которые мы зачастую лицезреем в начале ноября, когда прохладный ветерок разрывает любую затянувшуюся влажность.

Я убираю остатки ужина в холодильник и закрываю дверцу. Я всё ещё как на иголках каждый раз, когда переступаю порог своей кухни, почти ожидая Бронсона Кортеса, обитающего там со своим мрачным присутствуем.

— Мне нужно свалить отсюда, — как только я произношу эти слова шёпотом, ленточка тревоги внутри меня немного ослабевает.

Быстрый взгляд на время говорит о том, что сейчас семь часов вечера, а это значит, что они определённо ещё открыты. Я хватаю сумочку и засовываю внутрь телефон, затем беру ключи со столика у входа и надеваю шлёпанцы.

Несколько минут спустя я паркуюсь у обочины и направляюсь к кафе-мороженому, чтобы встать в очередь. Пока я рассматриваю десятки вариантов вкусов на доске меню, я слышу позади себя тихий голосочек:

— Мама, можно мне два шарика шоколадного мороженого с посыпкой?

— Нет, сладкая, я… — Голос её матери ненадолго умолкает, пока она подсчитывает свои деньги. — У меня хватит только на один шарик. А за посыпку они берут дополнительную плату. Мне так жаль, малышка, — моё сердце сжимается от сокрушенности в тоне матери.

— Всё в порядке, мама, — голос маленькой девочки такой милый, однако в нём чувствуется осязаемое разочарование. Это заставляет меня покопаться в своём кошельке, приготовившись, прежде чем наступит моя очередь подойти к окошку и сделать заказ.

— Один шарик шоколадного с пеканом в вафельном рожке, пожалуйста, — после того, как девочка-подросток передаёт его мне и говорит, сколько я должна, я протягиваю ей предостаточно, чтобы покрыть покупку матери и дочери позади меня.

Я наклоняюсь и понижаю голос:

— Это для маленькой девочки позади меня. Два шоколадных шарика с посыпкой в миске. И всё, что захочет мама.

Глаза девчонки расширяются, прежде чем она усмехается, взяв у меня деньги.

— Будет сделано. Приятного вечера!

— И Вам того же, — я ухожу со своим рожком, и каждый мой шаг кажется намного легче, чем прежде. Особенно, когда я слышу визжащий от восторга голосок этой маленькой девочки.

Я прогуливаюсь по тротуару в поисках свободной скамейки, но все они заняты такими же людьми, как я, наслаждающимися чудным вечером.

В конечном счёте я останавливаюсь у крошечной беседки. Окружающая её травянистая площадка огорожена кирпичом высотой в три фута на окраине. Я устраиваюсь на вершине одной из секций и наблюдаю за людьми, пока доедаю свой рожок мороженого.

Я откусываю последний кусочек рожка, когда волосы на затылке встают дыбом. Я чувствую, что кто-то вновь за мной наблюдают. Я не испытывала этого ощущения с тех пор, как в первые несколько дней после того, как я в начале разыскивала Бронсона и тогда, когда произошёл инцидент с сэндвичем.

Это ощущается так же, как тогда. Зловеще. Угрожающе. Что нелогично, поскольку с субботы я ничего не делала. Не приближалась к территории Скорпионов и никак не искала Бронсона.

Оглядываюсь по сторонам, пытаясь обнаружить, кто может наблюдать за мной, однако не могу найти никого, кто кажется подозрительным. Меня окружают семьи и пары, которые проходят мимо или сидят на скамейках, весело болтая.

Нечто заставляет меня остаться на месте, как будто это позволит мне впитать часть их счастья. Как будто их довольство от того, что они рядом со своими возлюбленными, сможет проникнуть сквозь мою кожу и просочиться в сердце.

Я никогда не испытывала этого чувства, каково это быть с кем-то и быть уверенной, что они тебя любят.

Отряхивая руки, я уже собираюсь слезть с кирпича, когда глубокий голос говорит:

— Приятно видеть тебя здесь.

Офицер Хендерсон с улыбкой подходит, и я понимаю, что никогда не видела его без формы. Сегодня он одет в пару поношенных джинсов, почти белых в некоторых местах, его поло с короткими рукавами не слишком скрывает его подтянутое худощавое тело.

Я улыбаюсь ему в ответ и смотрю, как он кивает на пустое место рядом со