Совместное дыхание. Жизнь и любовь подводных пловцов - Светлана Хромова

Гае Меценате, конечно, нет, но «творить благо» – проще и понятнее. Когда-то списков «Форбс» не было, но ежегодно публиковались отчеты, кто и сколько из состоятельных людей пожертвовал городу. Петербург строил театры и музеи за счет государства, а в Москве этим занимались Мамонтов, Морозов, Рябушинский…

Маша посмотрела на часы и ускорила шаг – перед работой она хотела заскочить в Скарятинский переулок рядом с Большой Никитской – сфотографироваться для паспорта. С тех пор, как она была тут последний раз, улица сильно изменилась. Край пешеходной части занимала велосипедная дорожка, а оставшийся узкий участок был вымощен оранжевой плиткой. Она даже остановилась, удостоверяясь в том, что идет в нужном направлении. С прошлого года Москва преобразилась, и в некоторых местах до неузнаваемости. Все лето на центральных улицах стучали отбойные молотки, перекрывалось движение – асфальт менялся на плитку, расширялись пешеходные зоны. В прошлом году на Триумфальной площади рядом с Маяковским появился сквер с качелями, который тут же принялись ругать, мол, памятника не видно. Но многим и понравилось – сколько Марианна ни проходила мимо, качели всегда были заняты, а по вечерам даже появлялась небольшая очередь. Маше идея с качелями приглянулась – и Маяковскому не скучно, и людям радостно. Чего ей было жаль, так это асфальта, исчезающего с московской земли. С детства у Марианны было теплое отношение к этому темному покрытию – ей нравился запах во время укладки, нравилось смотреть на темную, дымящуюся дорогу, похожую на голую землю. Они с друзьями часто подолгу смотрели, как катки превращают рассыпанную темную крошку в гладкую поверхность. Иногда им удавалось утащить из дымящейся асфальтовой кучи по кусочку – это были горячие темные комки, которые держали рукавами, так рукам было горячо. И сегодня, находя в каком-нибудь старом дворике кусочек асфальта, она радовалась и улыбалась ему, как старому знакомому. И жалела, если такие тротуары исчезали. Наверное, кто-то в свое время также негодовал, когда каменную брусчатку меняли на асфальт. Все мы ищем своих и любим свое…

Почему-то именно здесь, на обновленной Никитской, Маша вспомнила, как несколько лет назад они с Сергеней рассматривали в парижском метро схему-указатель с картой города и ближайшим наземным транспортом. И он тогда назидательно сказал: «Видишь, как тут хорошо – все для людей. А у нас такого никогда не будет!» Маша, конечно, принялась с ним спорить, они даже из-за этого страшно рассорились, и она бросила его на станции, впрыгнув в закрывающиеся двери поезда. Геня в одиночку забрался на Эйфелеву башню, а Марианна ходила по улицам, злилась и раздумывала о том, чтобы улететь в Москву прямо сейчас. Встретились они вечером в номере, где и помирились – он принес в подарок часы Шанель, которые Маша очень полюбила и впервые рассталась с ними, уезжая в Египет. Что до указателя, виновного в их ссоре, – этим летом Марианна увидела такие в метро и даже захотела немедленно позвонить Гене и победно ткнуть его в эту табличку.

Завернув в Скарятинский переулок, Марианна увидела работающую бригаду Мосводоканала. Почему-то рядом с выкопанной ямой собралось много людей, и, подойдя ближе, она услышала, как один из сотрудников говорит в телефон: «Человеческий череп! Да вроде целый…» Маша протиснулась сквозь толпу – и правда, рядом с ямой лежало то, что когда-то было человеческой головой. Начальник бригады говорил по телефону, взволнованно объясняя обстоятельства находки… «Ничего себе, мементо мори», – подумала Марианна и толкнула тяжелую дверь с надписью «Фото на документы». Когда она шла обратно, возле неожиданных раскопок уже работала полиция и криминалисты. На месте черепа стояла опечатанная картонная коробка. На этот раз Маша быстро прошла мимо, понимая, что попадает на работу почти к обеду. Тем не менее, проходя по Спиридоновке, она остановилась перед домом Бойцова и подняла голову вверх, вглядываясь в льва, попирающего дракона. По легенде, у него можно было просить исполнить одно желание, и, если царь зверей находил его достойным, оно обязательно сбывалось. Марианна посмотрела на льва и неожиданно для себя произнесла: «Хочу, чтобы Игорь Суханов был моим». Потом постояла еще немного перед домом, представляя, как лев, оставив попираемого дракона, спрыгивает вниз и стучит ее по голове своей каменной лапой, мол, поглупее ничего нельзя было придумать? Но лев ничего такого не сделал, и Маша, сильно ускорившись, зашагала в сторону Ермолаевского переулка, чтобы наконец добраться до работы. В это время зазвонил телефон. Она заглянула в экран и увидела цифры, исчезнувшие из телефона, но не из ее памяти. Это был он. Марианна улыбнулась, оглянулась на льва и осторожно опустила телефон обратно в сумку. «Спасибо!» – прошептала она.

На работе царила суета по поводу «Достоевского». Директор потребовал срочно распродать остатки квартир, а покупателей не было, несмотря на разгар сезона.

– Машенька, солнышко, попробуй ты показать кому-нибудь, я не могу больше! – упрашивала ее риелтор Ира. – Вообще ничего не успеваю!

– Да ты что! – сопротивлялась Марианна, я же воды в пустыне не продам! Я вообще этого не умею!

– А я тебя научу, это несложно. Главное показы, так ты их подводи не со стороны кладбища, может, не заметят. А процент весь себе заберешь, только продай! Ну одно дело же делаем!

– Ир, какие показы, как я с работы уйду?

– Да ты приходишь к часу! Никто не заметит! А заработаешь хорошо, машину новую купишь!

– Ну не знаю…

– Пожалуйста, подумай! Я тебя очень прошу! А то нормальные продажи не успеваю сделать, а тут хоть по просмотрам отчитаемся.

Подумать Марианна пообещала, про себя решив ни за что не соглашаться, зачем ей еще и эта головная боль.

После обеда позвонила мама, напоминая, что вечером Николай Егорович устраивает семейный ужин.

– Смотри не опаздывай! Кока Рита тоже приедет.

Кокой тетю Риту называли из-за того, что она была крестной отца, а в его семье крестных почему-то называли «кока». Марианна к этому имени привыкла с детства, но если кто-то из друзей его слышал, приходилось объяснять.

– Мам, ну когда я опаздывала! – обиделась Маша.

– Да знаю я тебя! И не забудь купить торт, малиновый, не перепутай!

Она повесила трубку и поняла, что ей совсем не хочется видеть кого-то из родни, да и вообще никого. Хотелось сварить глинтвейн, забраться в свою кровать и читать, замотавшись в одеяло… Она даже подумала отказаться, притворившись больной, но не хотелось расстраивать деда. Папиного отца Николая Егоровича боялась вся семья. Он всегда носил с собой три пары очков: большие круглые для улицы, небольшие квадратные для чтения и темные – для гнева. Когда он, яростно