Дуэт с герцогом сирен - Элис Кова

– Омерзительный, жалкий, слабый, трусливый, – вскипает Ильрит, стискивает руку юноши и пробует прижать ее прямо к дереву. Но он не в силах повлиять на происходящее в этом мире.

– Ильрит, это твои воспоминания? – осмеливаюсь спросить я, не находя другого объяснения. Он по-прежнему меня не слышит.

Юный Ильрит смотрит на мать, и в его глазах появляется страх, уязвимость. Он напуган, но в то же время испытывает облегчение.

– Ты уверена, мама?

– Да. Принимая эту обязанность, ты должен быть к ней готов. Это честь, а не проклятие, – тепло улыбается женщина.

– Но помазание… – начинает юноша.

– Не займет много времени. – Она обнимает сына за плечи и помогает ему подняться на ноги. – К тому времени, когда придется всерьез взяться за дело, тебе исполнится девятнадцать. Не сомневаюсь, тогда ты будешь готов принять Острие Рассвета.

Несмотря на очевидные усилия сдержать эмоции, в глазах юного Ильрита появляется блеск, начинают слегка подрагивать губы.

– Ты стыдишься меня?

Каким-то образом, даже на суше, на неуклюжих, неловких ногах, эта женщина двигается невообразимо быстро. Обняв сына сзади за плечи, она прижимается губами к его лбу.

– Нет. Никогда, мой мальчик.

– Да! – продолжает поддевать младшего более взрослый Ильрит в стремлении заставить того принять на себя обязанности герцога. Но его усилия тщетны. Исчерпав все силы, он опускает плечи. – Да. – В его голосе мешаются злость и слезы. – Она всегда будет стыдиться тебя, жалкий трус. Из-за тебя ее смерть оказалась напрасной… она не смогла в достаточной степени разорвать узы, которые привязывали ее к миру смертных, и подавить гнев.

– Ильрит, перестань. – Делаю шаг вперед, но он по-прежнему не реагирует на мое присутствие.

– Ты мой сын, свет древа моей жизни. Я никогда не буду тебя стыдиться. – Она гладит сына по голове, а после с ободряющей улыбкой разжимает объятия. – А теперь вернемся в море. Придем сюда снова через несколько лет.

Они направляются прочь с пляжа, но старший Ильрит за ними не следует. Опустившись на песок, где только что сидел его младший двойник, он поджимает хвост и прячет лицо в ладонях.

– Вернись и исполни свой долг, трус… – Наклонившись вперед, он зарывается руками в песок и издает крик, от которого мир вокруг нас раскалывается на части. – Сколько можно напоминать мне о моих неудачах? Сколько еще раз я должен наблюдать за твоей смертью? – Ильрит откидывается назад и вытягивает руку, словно пытаясь дотянуться до матери, находящейся далеко за пределами его досягаемости.

Неторопливо, но целеустремленно подхожу ближе. Все его слова ощутимой болью отзываются внутри, как будто меня терзает собственная мука. Агония Ильрита сотрясает самые основы призрачного мира, по нему змеятся трещины-молнии, полные тьмы, и в какой-то миг он разлетается вдребезги, словно зеркало, которое швырнули о камень. Между краями сломанных изображений тянутся призрачные руки, цепляясь за границы этой реальности.

– Ильрит, думаю, нам пора.

Кладу руку ему на плечо, однако мой взгляд неуклонно притягивают чудовищные твари, которые стараются разорвать на части этот сон, ставший ночным кошмаром. За расщепляющейся картинкой воспоминания движутся лица; наружу пробуют прорваться существа, от которых крошечные волоски на затылке встают дыбом.

Сам герцог, неподвижный, будто статуя, невидяще уставился на клочок песка прямо перед дверью. Его кожа холодеет, теряет блеск, потом и краски.

Я опускаюсь рядом с ним на колени, склоняю набок голову и заглядываю ему в лицо. Он по-прежнему меня не замечает.

– Это нереально, – поясняю я, хотя все происходящее сейчас – дрожь земли, рев монстров, которые преследовали меня и в моих собственных снах – кажется вполне настоящим. Надеюсь все же, что на самом деле этого не существует. – Нужно уходить из этого места, и поскорее. Все это осталось в прошлом, Ильрит. Жизнь идет своим чередом, и ты тоже должен жить дальше. Нет смысла терять себя в воспоминаниях, которые невозможно изменить. Необходимо двигаться вперед.

Ильрит даже не шевелится.

Чуть смещаюсь в сторону, стараясь оказаться прямо перед ним. Теперь он просто не может меня не увидеть.

– Ты должен увести нас отсюда. Не знаю, что происходит, но, думаю, Лусия прислала меня сюда именно за этим. Ты должен вернуться в реальный мир вместе со мной.

– Никчемный трус, – шепчет он с неприкрытой ненавистью. – Если бы я только… отпустил ее. Но я не смог. И не сумел услышать слова Леллии. Я удержал ее. Она была слишком хороша, чтобы умереть. В тот день следовало предложить меня, не ее.

Его слова ударяют, будто кинжал между ребер. Я резко втягиваю воздух, тянусь к нему и крепко сжимаю его руки.

– Я понимаю, – шепчу я. – Знаю, каково чувствовать себя обузой для всех, кто рядом с тобой. И как бы сильно ты ни старался, этого всегда недостаточно. Ты не можешь любить их в нужной мере и принести ради них подходящие жертвы…

Герцог по-прежнему не реагирует, все так же смотрит сквозь меня, а мир вокруг нас продолжает содрогаться. По краям сгущаются тени, постепенно разъедая все детали.

– Ильрит, – твердо начинаю я, – ты единственный способен вытащить нас из разрушающейся реальности. Ты уже не тот прежний мальчик и несешь ответственность за своих подданных. Ты им нужен. И мне… – Слова застревают в горле. Я сглатываю и силюсь вытолкнуть их наружу. Внутри все переворачивается, подступает тошнота, однако от правды не скрыться. Сейчас не время и не место для гордости. И как бы я ни боялась вновь оказаться зависимой от другого существа, нельзя поддаваться этим страхам. – Ты нужен мне, Ильрит.

Он моргает, и на его лице мелькает узнавание.

– Виктория? – мысленно шепчет герцог. В том, как он произносит мое имя, есть нечто неожиданно интимное, особенно учитывая, что мы до сих пор держимся за руки.

– Ильрит, мы… – Говорить достаточно быстро не получается.

Меня прерывает громкий рев, и над пляжем проносится неистовый порыв ветра, заставляя стонать и трескаться корни дерева. Их обломки падают в бледное море. Вдалеке сгущается туман, и в нем проступает лицо, застывшее в вечном злобном крике. Облик самой ненависти.

Ильрит снова горбится и утыкает ставший пустым взгляд в песок, вновь цепенеет, превращаясь в неподвижную статую.

– В чем был смысл всего происходящего? И имелся ли в нем хоть какой-то смысл? Неужели боги и вправду покинули своих наместников?

При упоминании о богах кошусь на собственное предплечье. Именно их слова и песни узорами начертаны на моей плоти. Лусия отправила сюда меня, поскольку я обладаю их магией. Перевожу взгляд со своей кожи на отдаленное лицо, становящееся все четче по мере приближения.

Понятия не имею, что нужно делать, но…

– Ильрит, певица из меня никудышная. Смотри, на что ты меня толкаешь. – Он никак не реагирует на мои горькие слова. Проклятье. – Что ж, ладно. Ничего не остается…

Я