Несмеяна для босса - Алёна Амурская

Его мощная атлетическая фигура нависает надо мной, словно скала, подавляя своей близостью. Внушая трепет и острое ощущение его впечатляющей мужской харизмы. И в таком положении я невольно ощущаю себя рядом с ним еще более маленькой и слабой, чем обычно.

Я заставляю себя поднять голову и встретить его вопрос прямым ясным взглядом.

- Голова болит.

Даже не знаю, откуда во мне берутся эти крохи мужества, но именно они становятся щитом для моей раненой гордости. И вместо того, чтобы смутить меня до слез, как я боялась, настораживающее внимание Короленко придает моей горечи даже какой-то сладостный оттенок.

Наверное, на почве стресса у меня мазохизм какой-то проклюнулся. Или просто крыша уже едет. На пару с воспаленным воображением.

Иначе почему в темно-карих глазах мужчины надо мной мерещится проблеск угрюмой мягкости?

- Принести обезболивающее?

- Не надо, - решительно отказываюсь я и хмуро смотрю в сторону. - Медсестра принесет, если понадобится.

Мне чудится еле слышный вздох над головой.

- А ты умеешь удивить… Яна. Не ожидал, что сломя голову кинешься под люстру из-за меня, - замечает он и настойчиво уточняет: - Или это случайно так получилось?

Его вопрос вызывает во мне всплеск тихого негодования.

- О, ну конечно же, случайно! - не сдерживаюсь я от иронии. - Ведь на самом деле я собиралась именно задержать вас, а не отталкивать. Досадная промашка вышла.

Но мой укол не оказывает на него никакого воздействия. Он вообще смотрит на меня хоть и исподлобья, но без привычной враждебности. Просто изучающе.

- Я благодарен тебе за намерение защитить. Честно говоря… - он медлит, словно у него проблема с подбором подходящих слов и выражением эмоций. - Я даже не знаю, как реагировать. Меня никогда еще таким образом не защищали. Тем более женщины.

- Да ладно, - буркаю я. - А как насчет ваших родителей? Хоть раз в жизни они от чего-нибудь да защищают своих детей. Или вы сирота… вроде меня? Вот обо мне точно всё детство никто не парился.

На его лице мелькает странное выражение. И губы сжимаются, как будто ему хочется что-то немедленно мне сообщить. В конце концов, нахмурившись, он дергает щекой и отстраненно произносит:

- Мой отец не был в официальном браке с матерью, пока я не подрос. Я впервые увидел его, когда мне исполнилось тринадцать лет, и уже не был малышом, нуждающимся в защите. А мать… она у меня строгая. И сколько себя помню, всегда давала понять, что настоящий мужчина должен уметь защитить себя сам. Она только присматривала за мной со стороны и подсказывала иногда, что делать.

Ну ничего себе…

Неожиданные подробности его прошлой жизни - настолько личной! - обескураживают меня и вызывают волнение. Но строить по этому поводу какие-то иллюзии я, наученная горьким опытом, сейчас опасаюсь. И всё же… если мужчина вдруг рассказывает тебе о своей маме, это ведь что-нибудь да значит, разве нет..?

Надо проверить! Любой вопрос. О его маме. Ответит или осадит?

Нервно облизнув губы, я впервые делаю серьезный шажок за грань его личного пространства. И нерешительно спрашиваю:

- Ну хотя бы от дождя ведь она могла вас защищать, если забыла зонтик, к примеру? Ну, там… обнять, прикрыть… это ведь тоже считается.

Его зрачки сужаются. И взгляд тяжелеет. Мне становится трудно выдерживать его, но пока что я держусь. Кажется, сейчас мне скажут, что его подробности его прошлого меня совершенно не касаются.

И вдруг я слышу его спокойный безразличный голос:

- Нет. Она обнимала меня только по праздникам. И проблемы непогоды входили в список тех вещей, которые мужчина должен уметь терпеть. Я удовлетворил твое любопытство? - холодно уточняет он. - А теперь давай вернемся к вопросу с Мрачко. Я пришел, чтобы выслушать твою версию нашего знакомства. Раз уж ты перестала наконец скрываться от меня и сама вышла на контакт… пусть и по указанию своего опекуна.

Я тяжело вздыхаю.

Это именно то, чего я боялась, но знала, что это неоходимо. Поговорить. Объяснить. И получить болезненный удар его реакции - уж точно не положительной, - в ответ на свои признания.

Хотелось бы только понять, как много уже он успел узнать о моей прошлой жизни за всё это время.

- Герман взял меня к себе еще ребенком, - неловко пускаюсь я в объяснения на всякий случай. - Но настоящим приемным отцом он для меня не стал, это только на бумажке он им является. И вообще, думаю, что моя жизнь рядом с ним мало чем отличалась от жизни в каком-нибудь интернате. Герман для меня всё равно что надзиратель, а не близкий человек.

- Что ж, это вполне в духе Мрачко - воспитать из ребенка полезный инструмент для себя, а не личность. Ты отлично продемонстрировала мне это. Уже дважды.

Глава 25. Доверия больше нет, не так ли?

Меня накрывает раздражением. Интересно, вот сколько надо виниться перед ним за то, как сложилась моя судьба, чтобы он перестал тыкать меня носом в этот факт?

- Артур Георгиевич, - сухо говорю я, - если вы собираетесь постоянно припоминать мои грешки, то давайте лучше закончим на этом наш разговор. Я-то думала, что вы пришли сюда выслушать меня, а не поливать сарказмом. Похоже, ошиблась.

Впервые в жизни я вижу, как по лицу Короленко пробегает тень смущения. Это так необычно, что хочется ущипнуть себя. Убедиться, что мне не мерещится.

- Больше я тебя этим не побеспокою. - Он скованно наклоняет голову, скорее обозначая кивок, чем действительно кивая. - Продолжай.

- Рада слышать, - буркаю я. - Постараюсь покороче, чтобы не насиловать чувство вашего праведного гнева.

- Можешь не напрягаться. Говори так, как тебе удобно.

- Как скажете.

- Я не настаиваю. Только предлагаю.

- Ну, значит, спасибо за предложение!

- Пожалуйста.

Интонации нашего общения вдруг приобретают странную форму какого-то нелепого соревнования на вежливость. Мы оба это чувствуем и понимаем, но всё же продолжаем конкурировать друг с другом. И в темных глазах Короленко, смотрящего на меня исподлобья, вспыхивает огонек мрачной иронии.

Я отворачиваюсь и мысленно призываю себя вести себя по-взрослому.

Не стоит обращать внимание на неожиданную провокацию. Хотя она и беспокоит, потому что я не понимаю смысла в ее возникновении. Если бы я не работала с ним бок-о-бок когда-то, то