Не поддающийся (чувствам) - Дарья Волкова

Мелехов хрустит крутоном.

– Не переживай, Рус, скоро уеду. А пока забежал дать тебе отеческое благословение.

– У тебя для этого вроде бы свой ребенок есть.

– Егорке пока рано, – хмыкает Мелехов. – А тебе в самый раз.

Мелодраматическая пауза так бесит, что не выдерживаю первым.

– Ну?!

– Если очень долго выжидать, то можно увидеть, как понравившаяся тебе девушка выходит замуж.

– Да иди ты…

– Ухожу. Приеду в мае или в июне. Если к тому моменту ничего не изменится, привезу Рене пакет навоза. Для удобрения ее домашнего питомца. Нет, не тебя имею в виду. Удачи, малыш.

Когда Мелехов встает и уходит, Рены с Каминским уже нет за столиком.

Что ж меня все так бесит-то, а?!

Мелехов все-таки тролль. Пожаловаться Ульяне, что ли? А, нельзя, она же в положении.

Все бесит!

***

– Где твой верный паж?

Да что же вам всем от меня надо?!

Ватаев не реагирует на мое молчание и в целом недружелюбное выражение лица, проходит, садится. В этот раз без кружки. И на явление Леонида мне вряд ли приходится рассчитывать – мы только что пообедали вместе, и кофе тоже попили.

– Рена, мы не закончили разговор.

Молчу. Тебе надо – ты и говори. Ты и заканчивай. Рустам задумчиво смотрит на незабудки в маленькой вазе.

– Давай встречаться.

***

– Что?!

Что-что… Ставки надо повышать, но я нарушаю это правило. Про «замуж» я ляпнул для проверки, но и делать вид, что между мной и Реной ничего не было, нельзя. Точнее, не могу. Не хочешь замуж, давай встречаться. Давай уже давай! Хоть что-нибудь.

Интересно, кто ей это незабудки подарил? Каминский? Вряд ли. Зато это вполне в духе Захара. Скорее бы у него сезон начался, под ногами болтается!

– Рустам, ты это серьезно?

Почему она каждый раз этим вопросом отвечает на все мои предложения? Словно сомневается во мне. Но я и сам в себе сомневаюсь. Рядом с Реной Петровской я стабильно творю какую-то лютую дичь.

– Серьезно, – я с легкостью отмахиваюсь от предупреждений отца. В конце концов, я не последний человек в компании. Напридумывали каких-то дурацких правил, а сами с женами работают. – Давай попробуем.

– Зачем?

Меня коробит этот вопрос. Потому что у меня нет ответа. И потому что я рассчитываю на простое и безоговорочное согласие от Рены. И не слышу его.

– А что нам делать с тем, что произошло в пятницу?

– Давай просто забудем.

Мне хочется тряхнуть головой, чтобы избавиться от воды в ухе. Но ее там нет. Мне же послышалось, да?

Просто все забыть?!

Все?!

Забыть?!

Это все было настолько проходным для тебя, Рена?!

Неосознанно встаю. Она тоже.

– А у тебя получится? Все забыть? Получится? Скажи мне правду, Рена. Честно скажи. Забудешь? Или уже… Забыла?

Не знаю, кто делает первым шаг, как мы оказываемся рядом.

Я. Кажется, это сделал я. Но это точно я обхватываю ее шею всей ладонью, притягиваю к себе и целую в губы. Жадно. Как же я этого хотел, оказывается. Прижаться, смять, вломиться. Губы, нежность ее рта, язык…

Удар, плечо, стена, скулой об угол стола.

Не вырубаюсь, но вообще не понимаю, как я оказался на полу. Встать получается быстро, но неловко. Какое унизительное падение. Как я так умудрился оступиться, споткнуться на ровном месте?! Да еще в такой момент?!

И тут же натыкаюсь взглядом на огромные глаза Рены. Ее пальцы легко касаются моей щеки.

– Господи, Рус… Прости меня! Не знаю, как так вышло! Само и… Сейчас, погоди, надо что-то холодное… Вот!

Стою как истукан. К моей саднящей скуле прижимают вазочку с незабудками.

Получается, это Рена мне только что вломила?!

Мечется, причитает. Подбежала к столу, вытряхнула на него содержимое сумочки.

– Ленэра говорила, что надо пятак приложить… – из портмоне высыпаются купюры, банковские карты. – Пятак, пятак… Что за время – медного пятака нет! Так, погоди, у меня пластырь есть! Я сейчас…

А я стою, как памятник. Ко мне уже цветы начали возлагать. Медленно опускаю руку с вазочкой. Рена уже возле меня. С пластырем! Замирает в шаге.

– Ты меня не… не боишься?

Мне хочется смеяться. Даже ржать. Но есть опасение, что будет больно щеке. Детка, я сын начбеза. Мое детство и юность – это зал, железо, дворовые драки. Но это, как выясняется, не спасает от того, что тебя завалит во время поцелуя хорошенькая девушка. И отнюдь не для того, чтобы грязно надругаться.

Медленно качаю головой. В руке Рены тюбик с мазью.

– Это заживляющая. Для мозолей. Но и тут тоже… – поднимает руку. – Можно?

– Не забудь подуть.

Она аккуратно смазывает мне скулу. Прикосновения ее рук настолько кайфовые, что я прикрываю глаза. Ну и чтобы на ее лицо не смотреть. И на губы. А то так скул не напасешься.

Рена лепит мне на лицо пластырь и отступает.

– Ты как?

Ставлю, наконец, вазочку на стол.

– Прекрасно.

Получается как-то чрезмерно саркастично. Как будто я на Рену за что-то обиделся. А это не так. Я не обиделся. Я пытаюсь осознать, как умудрился во все это вляпаться. Не могу вспомнить, когда меня последний раз опрокидывали на землю. Совсем в детстве, наверное, в дворовых стычках с пацанами. Тогда я жутко бесился по этому поводу. Сейчас же…

Как же это все нелепо. И винить некого. Я же это видел в досье. Там же черным по белому было написано – инструктор по самообороне. Я думал, что женская самооборона учит давать пощечины так, чтобы маникюр не пострадал. А, оказывается, это про то, как нежная девушка может завалить не самого дохлого мужика ростом под метр девяносто. Правда, я просто был не готов, вообще не ожидал и… Так, перед кем я оправдываюсь?!

– Рус, прости, пожалуйста. Я не хотела. И это не потому, что ты…

Рена бросает на меня короткий взгляд, отворачивается. На ее щеках разгорается румянец.

– Я понимаю, что после всего произошедшего ты имел право… Просто, понимаешь… Я не подхожу тебе!

Последнее она выпаливает. И отворачивается совсем в сторону, так, что я вижу только профиль.

– Мне кажется, это я решаю, кто мне подходит, а кто нет. Другое дело, если я не подхожу тебе. Если я тебе совсем не нравлюсь.

– Нет! – выпаливает. Нервно