Не поддающийся (чувствам) - Дарья Волкова

с двадцатилетним опытом оперативной работы. Ленэра точно уже спит, но и ее мне не надо. Никого не надо. Просто отставьте меня на какое-то время в покое. В тишине. Чтобы я поняла, что за дичь натворила.

Не оставляют. Фортуна снова показывает, на чем именно вертит мои желания. Теперь я этот предмет представляю особенно ярко. Не то, чтобы рассмотрела. Но ощутила отчетливо. Большой. На нем что угодно можно вертеть. Я прижимаюсь виском к стеклу, в последний момент сдержав рвущийся изнутри стон. Скорее бы мы уже…

– Приехали.

У меня нет сил спорить, когда Ватаев тащится проводить меня до квартиры. Я на все готова, лишь он, наконец, исчез.

Я останавливаюсь перед дверью. Рустам стоит за моей спиной.

– Все, я дома.

Ватаев молчит. Я достаю из сумочки ключи. Ну вот, видишь, это точно мой дом. Уходи уже! Не хватало еще, чтобы сейчас дверь открылась, и появился Аир. Я почему-то панически боюсь встречи Рустама и Аира.

Рустам берет меня за плечо и поворачивает к себе. Я не могу смотреть ему в лицо, смотрю на лацкан черного пальто. Интересно в этом уголке сколько градусов? Он острый, это точно, но сколько градусов?

Рустам поднимает руку, заправляет мне за ухо волосы.

– Открывай дверь, Рена.

Его голос звучит тихо. Чуть хрипло. Так, что мне вдруг хочется плакать.

Я резко оборачиваюсь, вставляю ключ в скважину. Открываю дверь, вхожу, и, не оборачиваясь, закрываю. Хочется хлопнуть, но я ее тихо закрываю.

Свет горит только в прихожей. Кажется, все спят. Спасибо!

Скидываю пальто, почти бегом к ванной. На половине дороги слышу голос Аира.

– Наконец-то. Уже хотел тебе писать. Как все прошло? Повеселилась?

Да вообще веселье через край!

Как же хочется плакать… Почему-то именно теперь. Делаю незаметный вдох и отвечаю почти нормальным голосом и без запинки. Но не оборачиваясь.

– Да, все хорошо. Я в ванную и спать. Спокойной ночи, Аир.

– Спокойной ночи, Рена.

Щелкает замок его комнаты. Все, теперь можно в ванную и плакать.

***

Слезы быстро кончились. А вот вода все лилась. Сижу на дне ванны, смотрю на льющуюся воду. А вот из меня больше ничего не выливается.

Как? Как это все произошло со мной, с жертвой не состоявшегося изнасилования?! Где мои редфлаги и стоп-линии?!

В голове сплошной калейдоскоп из не связанных между собой картинок.

Вот я на корпоративе, пью шампанское. Сколько я выпила? Не помню. Я не чувствую сейчас себя пьяной. Но я же все это натворила.

Вот я рядом с Рустамом – сначала в холле ресторана, потом в его машине, потом у него дома. И какое-то удивительное ощущение, что все, что происходит – правильно.

Дальше что? Дальше самое непонятное, прямо провал. То, что случилось у Рустама дома. Я не помню, зачем я разделась. Вот не помню вообще! Господи, женщинам в нашей семье противопоказано спиртное! Про маму не знаю, а вот меня и Ленэру после спиртного тянет обнажаться. Ленэра исполняет стриптиз душевный, а я… Дело не в том, что мне стыдно. А в том, что не помню и не понимаю, как и зачем!

Вот мы с Рустамом вместе. Я лишилась девственности, так-то. Ничего по этому поводу не чувствую. Совсем. Никаких сожалений о поводу расставания с невинностью. Какая невинность, к черту.

Я ходила к психологу после всего случившегося. Так я и оказалась, собственно, в фонде «Ты не одна» – сначала как человек, нуждающийся в их помощи, а потом как сотрудник. Я тоже плохо помню, как пришла туда. В том туманном «после» – многозначном «после» – я была уверена, что сама справлюсь. Не справилась. А потом контекстная реклама – я не искала специально. И вот я уже в благотворительном фонде помощи женщинам в трудных жизненных ситуациях. На самом деле, помог мне не психолог. Ну, так я долгое время считала. А то, что я там увидела женщин, девушек, почти девочек – в гораздо более сложном положении. Именно это меня и выдернуло в итоге. У меня все не так уж и страшно. В конце концов, у меня есть семья. Правда, семья… Ладно, это отдельная история. Они такие, какие есть, с этим ничего не поделаешь. Возможно, если бы я рассказала не только Ленэере, но и Аиру, все было бы иначе. Но что сделано, то сделано.

А теперь вот… Все-таки сеансы у психолога были не зря. Я теперь точно знаю, что моя девственность в двадцать восемь, странная по нынешним временам, – следствие попытки изнасилования. Так же, как и избегание романтических отношений. И вот теперь это все взяло – и в один день опрокинулось. Я сама разделась перед мужчиной, сама, по доброй воле, пошла на близость с ним. И никаких сожалений по этому поводу не испытываю. Да и сама близость…

Я регулирую воду, делая горячее, шевелю пальцами. Надеюсь, не разбужу домашних своими поздними водными процедурами.

Вот и последний элемент калейдоскопа. Правда в том, что мне понравилось то, что было. Даже нет, не так. «Понравилось» – не то слово. Но других у меня нет.

Я прикрываю глаза и все-таки вспоминаю. Прикосновения губ. Не знаю, какими словами их назвать. Поцелуи Рустама были тем, что мне стало в тот момент необходимо. Жила без них двадцать восемь лет, а теперь вот они стали самым необходимым. Как воздух. Без них невозможно было дышать.

И без касаний его рук, таких уверенных и нежных. И без горячей близости его тела. Меня даже не дернуло, когда Рустам меня перевернул и поставил на четвереньки. Может быть, потому, что в тот раз меня завалили на спину, фиксировали руки и пытались раздвинуть коленом ноги. А сегодня мои руки были свободны, мне ничего не раздвигали, наоборот, это я сама прогибалась, подстраиваясь. И даже боль была какой-то… естественной. Несильной.

Почему?! Почему именно сегодня и с Рустамом?! Я не задумывалась, когда это все у меня пройдет. Когда я захочу быть с мужчиной. Таких мыслей в моей голове и близко не было. И вот теперь я оказалась здесь и сейчас. После первого в своей жизни секса, который произошел целиком и полностью по моей инициативе. Редфлаги и стоп-линии, вы где, ау?!

Может быть, за то время, пока я сначала осваивала навыки самообороны под присмотром Васи, а потом сама вела курсы, помогая многим женщинам и девушкам обрести чувство уверенности, они незаметно рассосались? Растворились? Куда-то делись?

Или они исчезли под влиянием Рустама?