Замужем за немцем - Света Беккум

Всё это сильно отличалось от нашей прежней жизни, где мы пылесосили, когда хотели, и стирали белое бельё отдельно от чёрного. Не говоря уже о перекусах бутербродами по дороге к компьютеру – как теперь выяснилось, «основному потребителю дорогостоящей электроэнергии».

И я дискутировала с Лёвушкой, пытаясь отвоевать личное жизненное пространство для себя и неприятно удивлённого новыми правилами жизни Ивана.

Однако все мои усилия оказались тщетны, и понимания у немца, как его прозвал вначале Ваня, не вызывали.

Ровно в семь ноль-ноль я входила в детскую и поднимала железный занавес рольставней:

– Сыночек, просыпайся, пора в школу!

На тёмной улице отъезжали от нашей трёхэтажки спешившие на работу соседи.

– Мама, не хочу я в эту школу. Дети там все тупые, а учителя ещё тупее. Два плюс два сложить не могут, детский сад какой-то, а не школа. По религии училка меня не любит, да и не понимаю я этой религии.

– Ну и бог с ней, с религией! Зато ты математик самый лучший. Давай, радость моя, мы же папе обещали.

Образ папы, который «тебя любит, но очень занят на работе», неясно витал в нашей новой жизни, и я продолжала держать марку, улыбаясь Вадику по скайпу и спокойно докладывая ему о Ваниных делах. Ванька же, почему-то хихикая, прятался за Лёвушкиной спиной и на папины вопросы отвечал радостным мычанием.

Было это, правда, всего два раза – сразу по приезде и вот сейчас, на Новый год.

Я подозревала, что на онлайн-конференции Вадима подвигало скорее простое любопытство, а вовсе не беспокойство за ребёнка. Да и о чём можно было беспокоиться? Наивный Вадик полагал, что мы попали в сказку, и, познакомившись с Лео через экран монитора, был уверен, что его сын теперь обрёл заветные «перспективы».

Но сказка сказке рознь. И если уж переводить мои ощущения на сказочный язык, то всё это время я чувствовала себя как Алёнушка, оберегающая своего Иванушку в Кощеевой темнице, хозяин которой начинал страшно вращать глазами и кипятиться, если Ваня вдруг вспоминал после семи часов вечера, что ему ещё учить природоведение.

Тогда мы закрывались в Ваниной комнате, повторяли урок и советовались – что же нам делать дальше?

– Мама, я буду хорошим, – обещал мне милый Ванька, по опыту зная, что сегодня маме ещё долго придётся выслушивать леопольдовские нравоучения по поводу «организации режима дня младшего школьника».

– Ну молодец, – я целовала Ваню в стриженную макушку и шла на свою Голгофу.

День сурка в нашем варианте предполагал ежедневную, без праздничных и выходных, леопольдовскую демагогию, направленную на перевоспитание своих «большевиков», как научили его на работе польские немцы, с ударением на «И».

К слову сказать, перевоспитывал нас Лёвушка не со зла. Немцев он считал высокообразованной нацией, говоря при этом, что они не знают всего, они просто знают всё лучше других.

«В любой точке Вселенной женщина может прослыть "очаровательной", если слушает, пока говорит мужчина», – эту цитату я вычитала в одной из книг Роберта Хайнлайна.

И первое время я послушно сопровождала согласное кивание головой междометиями типа: «Да-да», «Так и есть» или «Ты прав, дорогой».

При этом я витала мыслями в облаках, пока озабоченный решением глобальных мировых проблем Лео не призывал меня поучаствовать в дискуссии. Тогда я мямлила в ответ какие-то глупости, стараясь по выражению его лица угадать, чего он хочет.

Но если сначала моя политическая безграмотность Леопольда умиляла, то со временем он стал всё больше раздражаться. Как я могу не знать, например, что за люди эти русские немцы, триста лет прожившие на русской земле? И почему они за триста лет забыли родной язык и разучились готовить по немецким рецептам?

Откуда я знала почему?!

– Не знаю, милый.

В клубах сигаретного дыма передо мной вырисовывалось убеждённое в своей правоте сердитое седобородое лицо, требующее от меня невозможного. Мне становилось нехорошо от громких слов и табачного дыма. И ощущение нереальности происходящего не покидало: «Как я здесь оказалась? И что я здесь делаю?»

Сначала я надеялась, что, высказав до конца свою гражданскую позицию, неугомонный Лео успокоится. Но когда он перешёл от экономической и миграционной политики к рекомендациям по мытью окон, воспитанию детей и лечению болезней, тут моё терпение лопнуло.

Кому, как не мне, знать это лучше Лёвушки? Вот это наглость – учить меня быть женщиной!

И я начала спорить.

Какая ошибка!

Как оказалось, непоколебимый Леопольд терпеть не мог оппонентов, забывая при этом, что оппонент – его любимая Светушка.

Он краснел и повышал и без того громкий голос, размахивая перед моим носом журналами «Домоводство» и «Здоровье», завалявшимися на его полках, судя по потрёпанным и пожелтевшим обложкам, с «времён Очакова и покоренья Крыма».

И тогда в моей голове всплывала другая цитата, от нашего великого Салтыкова-Щедрина: «Арина Петровна сразу не залюбила стихов своего мужа, называла их паскудством и паясничаньем. А так как Владимир Михайлыч, собственно, для того и женился, чтобы иметь всегда под рукой слушателя для своих стихов, то понятно, что размолвки не заставили долго ждать себя».

Ну точно про нас!

Ключ к разгадке: «…для того и женился, чтобы иметь всегда под рукой слушателя».

«Мне нужно остановить наш День сурка, иначе я сойду с ума, а Ваня одичает в своей детской комнате», – отчаянно думала я в последний день каникул и неожиданно, глядя прямо в глаза разъярённого Лео, выдала:

– Если ты не перестанешь на меня давить, то я соберу чемодан и уеду домой!

– Ты взрослая женщина и должна сама знать, чего ты хочешь.

Ну что ж, понятно. Оставалось только решить, чего же я действительно хочу.

И помог мне в этом случай.

Глава вторая. Колобок и карлик Нос

Свою подругу с языковых курсов Злату я встретила случайно на блошином рынке. Тогда нам было не до разговоров, но я успела записать её мобильный. И вот сейчас пришло время для добрых дружеских советов.

Злата жила замужем за немцем уже два года. И если не она, то кто поможет мне в трудную минуту? На мой призыв о помощи она сразу же откликнулась, и мы договорились встретиться в кафе соседнего городка.

Я села в свою легковушку, ткнула пальцем в кнопку с музыкой и порулила на девичьи посиделки. Рождественские и новогодние праздники закончились, и люди уже выставили на улицы свои ёлки. Ветер гнал по улицам остатки мишуры, и