Мост душ - Виктория Шваб

За столом воцаряется тишина. В конце концов, Джейкоб нарушает тишину.

— Знаете, я всегда думал, что самая жуткая вещь на свете — это детское пение, но я беру свои слова обратно. Вот это самая жуткая вещь на свете

Мы с Ларой смеемся, а мама с папой смотрят на нас так, словно мы сошли с ума.

После ужина мы возвращаемся через лабиринт садов и ворот, и попадаем обратно в Квартал. Улицы наводнены людьми, и я оглядываю их, затаив дыхание, в поисках широкополой шляпы или маски в виде черепа. Джейкоб обходит всех, заглядывая им за спины. Лара тоже оглядывается по сторонам, продолжая слушать истории мамы с папой об окрестностях Нового Орлеана.

Я всё еще думаю об истории Лары. Знала ли она, что делать? Даже тогда знала ли она, что перешла Завесу, что та женщина была призраком, пойманным духом, ожидающим, что ей помогут найти свет? Тогда она не могла знать, верно? И всё же, было сложно представить версию Лары Чаудхари, которая чего-то не знает. Сложно представить, чтобы она когда-либо была напугана или же сбита с толку.

— Послушай, — говорит мама, обнимая меня за плечи. — Ты это слышишь?

И вдруг я снова на взводе, пальцы так и тянутся к талисману в кармане, пока я слушаю. Я постоянно слышу бормотание Вуали, неясную мелодию из шепота и песен, но чем ближе мы подходим, тем явственнее мотив. Ритм ровный, словно стук сердца или барабана. Лара, папа и Джейкоб тоже его слышат, их головы поворачиваются на звук.

— Что это? — спрашиваю я.

Но мама лишь ослепительно улыбается и говорит:

— Давай выясним.

Она хватает меня за руку, и мы выходим.

Когда я была маленькой, мы с мамой ходили гулять по полям и ласам за нашим домом. Там не было тропинок, или некоего специального курса. Если уж на то пошло, она так часто меняла направление, что было невозможно уследить за ее передвижениями. Мы никогда не уходили далеко от дома, но в то время мир казался таким диким и большим, и я боялась уходить слишком далеко, боясь не найти дорогу назад. А вот маме это нравилось. Она верила, что всё это было частью приключения. Она говорила, что лучший способ найти себя — это позволить себе потеряться.

Сложно заблудиться в сети улиц, но легко потерять друг друга. Я ловлю руку Лары, Джейкоб тоже, а папа следует за нами по пятам, и мы вместе следуем за барабаном и трубой, за дерзким криком рожка и металлическом звоном свистков. Громкость нарастает, словно прилив. Музыка хаотичная, яркая и живая. Она усиливается, когда мы заворачиваем за угол, и внезапно оказываемся лицом к лицу с парадом. Не джазовые похороны, как раньше, нет белых костюмов, нет мрачности церемонии, ни грома, я вижу лишь сверкающие духовые инструменты, блестящие костюмы и скелеты.

Я напрягаюсь, мгновенно насторожившись. Но скелеты лишь вздымаются, словно воздушные змеи на ярко-алых нитях, танцуя в воздухе, челюсти открыты, словно они смеются. Ладонь Лары крепче сжимает мою, но, несмотря ни на что, мне не страшно. В воздухе нет угрозы, или ощущения опасности. Нет пробирающего до костей холода или опустошающего страха. Просто ошеломляющий напор энергии и жизни.

Мы стоим там мгновение, двое родителей, две девочки и призрак, наблюдая за парадом. С каждым шагом, он кажется увеличивается в размерах. Люди присоединяются к нему, кричат и танцуют, процессия превращается в уличную вечеринку.

— Что они празднуют? — я пытаюсь перекричать рев толпы.

— Жизнь! — отвечает мама. — Смерть! — добавляет она. — И всё, что между ними.

— Мы можем присоединиться? — спрашиваю я, и мама сияет, словно думала, что я никогда не спрошу об этом.

Мы присоединяемся к шествию. Парад кружится вокруг нас, увлекает за собой, и мы позволяем ему это. Хочется закрыть глаза и растворится в звуках, но мне не хочется, чтобы меня затоптали

— Жизнь — это праздник, дорогая дочь, — говорит мама, надевая цепь из золотистых бус мне на шею. — Празднуй каждый ее день.

Папа хватает корону из перьев и водружает ее на голову Лары, мгновение она кажется удивленной, и это так необычно, что Джейкоб начинает хихикать, а я всё жду, что она снимет ее, чтобы пригладить волосы. Но она этого не делает. Она лишь улыбается. И, конечно, немного поправляет корону, когда та съезжает набок, и удерживает на голову, потому что не хочет потерять ее во время танца.

И здесь, в самом центре парада, она не Лара Чаудхари, одинокая девочка, которая повзрослела слишком быстро. Она просто Лара, умная, сообразительная и самоотверженная. А Джейкоб Эллис Хейл не просто мальчишка-призрак, который три года назад утонул в реке, пытаясь спасти игрушку младшего брата. Он мой лучший друг, который танцует невпопад. А меня не преследует Эмиссар Смерти. Я обычная девчонка, которая танцует на улице с семьей и друзьями.

Глава семнадцатая

Мы вваливаемся обратно в свой гостиничный номер, уставшие, но довольные. Мой ботинок натыкается на нечто маленькое и твердое, и оно катится по полу. Камень. Я опускаю глаза и вижу открытый коробок спичек, из которого на пол высыпались маленькие тонкие палочки. В комнате с самого начала было не прибрано, но теперь здесь настоящий кавардак.

— О Боже, — произносит мама.

И мне на мгновение приходит мысль, что мы, быть может, привлекли внимание полтергейста. И тут я понимаю, что это была работа совсем не духа.

Это был кот.

Мрак не просто залез в рюкзак Лары, он вытащил всё, до чего смог добраться. Кот маленьким черным торнадо прошелся по комнате, разбросав наши припасы. Бутылочки с маслом нигде не видно. Клубок белой бечевки распутался и обмотан вокруг ножек стола. Только мешочек с могильной землей был милосердно позабыт, впрочем, преступник сидит прямо на нем, и черный хвост нервно дергается из стороны в сторону.

Когда я пытаюсь оттолкнуть Мрака, он прижимает уши, и впивается когтями в мешочек, словно говорит «мое». Или, быть может, «это плохо». Я снова тянусь к мешочку, а он предупреждающе бьет меня лапой по руке. Возможно, он всё-таки пытается меня защитить, советуя держаться подальше от символа смерти.

Или, быть может, он просто вредный кот.

Папа поднимает Мрака и сажает его на диван, а Лара протягивает коту свою корону из перьев, чтобы хоть как-то отвлечь его, пока я стою на коленях