Любовь и лёд. Книга 2 - Ирмата Арьяр

и расстановкой, с подробной записью происходящего и впоследствии с показом в магическом зеркале упрямой невесте (характером оказалась вся в Роберта, дрянь!). Если бы фрейлина его не разозлила, была бы еще жива…

А светло-рыжую Эбигайл он брал (в пределах дозволенного, конечно) с чувством.

Во-первых, с чувством досады. Самое большее он позволить себе не мог, пришлось ставить магический ограничитель, не позволявший углубиться и превратить девушку в женщину одним толчком.

Но зато Алэр познакомил пылкую девственницу-фаворитку со всеми иными способами любовной близости. И чувство удовлетворения он тоже испытал многажды, несмотря на неумелость любовницы.

Более того, лаская и обучая доверчиво льнущую к нему наивную рыжую мышку с упругими грудями, мягкими ладонями и нежным язычком, он испытал даже давно забытое чувство нежности.

И чувство легкой грусти, когда пришел срок расплаты с Темным владыкой.

И напоследок, уже после того, как принес девушку порталом в указанное Азархартом место, в проклятую долину, — некое непонятное, неприятное, саднящее чувство, которое с натяжкой можно назвать угрызением совести, если бы оно не исчезло в тот же миг. Этот намек рассеялся как не было — от одной только мысли, одного воспоминания о той дани темным, которую он, император Алэр, платит ради сохранения в неприкосновенности всего Севера и его синей магии.

Что на этом фоне утрат, отречений, предательств и жертв — какая-то крохотная рыжая искорка, промелькнувшая и погасшая в белых снегах вечной мерзлоты?

Но имя искорки Алэр будет помнить. А это уже огромная честь для нее. Он и жен-то своих не всех помнил.

Император не стал повторять свою ошибку с Марцелой, запомнившей предсмертные пытки и миг смерти, и на теле Эбигайл, отданной на развлечение Азархарту, не оставил запечатлевающие зеркала.

Как ни хотелось самому Алэру узнать часть личной жизни врага, а если повезет, и его тайны, решимости на это не хватило. Зато хватило осторожности. Ни к чему новой кукле помнить ночь с Темным владыкой. Это должно остаться тайной для всех.

Более того, он усыпил жертву еще до того, как положил на разбитый алтарь, прикрытый сверху белой песцовой шубой. Глубоко и надежно усыпил, но не до смерти.

Можно было бы притвориться, что сделал это из милосердия, чтобы нежная Эбигайл не испытывала ни боли, ни ужаса. Но лгать самому себе Алэр не стал. Не милосердие, — откуда у него, не имеющего сердца, такие странности, — но из осторожности. Чтобы не проболталась.

Ее внешность он изменил заранее, как менял ледяные лица своих снегурочек. Чуть больше холода, и вот уже более светлыми становятся волосы, превращаясь из светло-рыжих, как осенние листья, в золотистые; исчезают небольшие веснушки на носике, да и сам он слегка удлинняется, утрачивая неаристократическую курносость.

Алэр, слегка надавив на веки спящей, приподнял их, чтобы убедиться, что из теплых зеленоватых глаза Эбигайл стали холодными серо-голубыми. Не фиалковыми, но и так сойдет.

Ведь что известно о дочерях Роберта и Хелины? Что они светловолосые, голубоглазые, стройные и глупые. В последнем Азархарт не сможет убедиться, а в остальном всё на месте. И теперь Эбигайл вполне могла сойти за принцессу Виолетту, если их не ставить, точнее, не положить рядом.

Не лишняя предосторожность: Темный владыка вряд ли видел принцессу вблизи, но наверняка имеет ее описание. Даже платье Алэр принес ей из сундука Виолетты, с ее запахом. Если есть во дворце соглядатаи Темного, а они есть, то Азархарт может обмануться.

Алэр нажатием опустил веки девушки.

Где же треклятый Темный? Так бедняжка Эбигайл и замерзнуть до смерти может. Он прислушался к ее дыханию. Не перестарался ли? Морозный сон коварен. Едва заметно, но девушка дышала, и светлая прядка на ее груди слегка шевелилась не от ветерка.

Император закутал спящую поплотнее в шубу, накинул на ее голову капюшон и даже снял с пояса флягу с омерзительным огненным пойлом «Корнем солнца», раздумывая, стоит ли влить каплю в приоткрытый рот Эбигайл. Провел пальцем по ее губам, уже задеревеневшим от холода и утратившим нежность. Вспомнил, как ласкали эти губы его плоть, и снова ощутил возбуждение.

Странно. Чем зацепила его эта бессловесная, необразованная крошка? Он с ней за эти двое суток почти и не говорил — не о чем. Лишь, погрузив в транс, заставлял перед ледяным зеркалом вспоминать ее маленькую жизнь длиной в восемнадцать лет, да двигаться в разных позах… Разбуди ее — она и сказать не сможет, как провела время с императором Севера.

Игрушка. А поди ж ты, не хочется отдавать. Не хочется, чтобы ее сломали чужие жадные руки.

Впервые ему кого-то жаль даже больше, чем Найлу. Вейриэнна не была столь трогательно беззащитна. А Эбигайл… Да, у него и сердца нет, нечему биться в груди и сжиматься от жалости. Но зацепила… что-то… чем-то… Уж не тем ли, что он не до конца ее присвоил, не успел раскрыть и познать, а приходится отдать другому мужчине?

Алэр отдернул руку, уже переместившуюся на грудь девушки и отвернулся.

— Надо же, — раздалось в стороне насмешливое. — Ледяной чурбан расчувствовался. Возбудился. Сейчас заплачет от досады. Девку жалко? Кто бы мог подумать! Или ты, о глупец, влюбился в невесту? — говоря, Азархарт выдвинулся из глубокой тени в скале, куда не достигал ни свет звезд, отраженный от сугробов, ни ледяной ветер.

Темный даже шубу не накинул, словно мороз был ему так же не страшен, как и владыке Севера. На Азархарте был черный, вышитый серебром камзол, прикрытый шелковым плащом, черные бриджи и щегольские тонконосые сафьяновые сапоги. В руках он держал излюбленную трость с набалдашником в виде рогатого черепа. Прямые волосы до плеч Темный оставил распущенными, и смоляные пряди развевались под усилившимся ветром, но самое удивительное — ни снежинки не падало на гостя. Они словно обтекали высокую стройную фигуру.

— А как же прекрасная Найла? — поинтересовался Темный с ехидной усмешкой, обходя застывшего императора по кругу, словно совершая некий ритуал. — Ты уже передумал вызывать ее душу с моей бесценной помощью и помещать ее в тело твоей невесты? Жаль. Очень жаль. Такая была бы красивая месть. Предательница, укравшая у тебя сына, ушла в высшее Белогорье, отказалась от перерождения, чтобы, не дай небеса, не встретиться с тобой снова в этом мире. И думала, что сбежала от тебя навсегда. И вдруг она, презирающая тебя беленькая вейриэнна, очнется в твоей постели, в чужом теле, беременном от Темного владыки. Как это было изощренно, коварно, жестоко… лучше и не придумать даже мне! Не