Хозяйка медовых угодий - Ри Даль

огонь, чтобы не видеть его лица. Тишина повисла между нами, тяжёлая, как сырой лесной воздух. Я чувствовала его взгляд, но не решалась поднять глаза. Господи, Мариса, что ты творишь? — ругала я себя. Хотела, чтобы он поцеловал меня, хотела утонуть в этом тепле, но страх — страх довериться, открыться, снова потерять — был сильнее.

— Прости, — пробормотала я. Голос дрожал, и я проклинала себя за эту слабость. — Я… это было случайно. Не знаю, что на меня нашло. Я просто перенервничала…

Ксавье молчал. Я украдкой глянула на него: он смотрел в пламя, его лицо снова стало непроницаемым, как маска. Только уголок рта чуть дёрнулся — то ли от досады, то ли от чего-то ещё. Леничий откашлялся, отводя взгляд.

— Ничего, — сказал он. — Просто забудем.

Я хотела сказать что-то ещё, объяснить, но слова путались, как нитки в старом клубке. Он спас Лину, спас меня от огня, а я… Вместо этого я встала, слишком резко, и чуть не пошатнулась от боли в лодыжке. Ксавье дёрнулся, словно хотел подхватить меня, но остановился, сжав кулаки.

— Уже ночь, — выдавила я. — Лес опасен в темноте. Останься здесь… переночуй здесь. Только не броди по лесу, прошу.

Он посмотрел на меня, и в его глазах мелькнуло что-то — удивление, может быть, или благодарность. Но он тут же отвёл взгляд, кивнув.

— Хорошо, — сказал он коротко. — Если не стесню.

— Нисколько, — ответила я, чувствуя, как неловкость сгущается, как дым над костром. — Это меньшее, что я могу сделать. За то, что ты… спас Лину.

Ксавье только кивнул, не глядя на меня, и начал ворошить угли палкой. Я повернулась к хижине, стараясь не хромать слишком заметно, и вошла внутрь. Поправила шкуру, которой была укрыта Лина. Затем нашла другую шкуру — одну из тех, что Ксавье принёс нам с Линой. Встряхнула её и расстелила у стены, подальше от кровати Лины. Это было лучше, чем ничего. После этого вернулась к двери и позвала:

— Ксавье, я постелила.

Он вошёл, неся с собой запах дыма и хвои. Его шаги были тяжёлыми, но осторожными, словно он боялся разбудить Лину. Я указала на шкуру, чувствуя себя глупо, как хозяйка, у которой нет ничего, чтобы предложить гостю.

— Это не роскошно, но… — начала я, но он перебил.

— Сойдёт, — сказал он, садясь на шкуру и снимая сапоги. — Спасибо, Мариса.

Я кивнула, не зная, куда деть руки, и пробормотала что-то о том, что пойду проверю костёр. На самом деле мне просто нужно было выйти, вдохнуть холодный воздух, чтобы прогнать смятение. Я стояла у догорающего костра, глядя, как искры улетают в небо, и пыталась понять, что чувствую.

Ксавье спас Лину, помог мне, но я не знала, кто он. Его молчаливость, его одиночество, слухи, о которых говорили Брад и Шайна… Всё это пугало. Но в его глазах, в его руках, в том, как он смотрел на меня, было что-то, что тянуло, как магнит. И я боялась этого.

Спустя некоторое время вернулась в хижину, легла рядом с Линой и закрыла глаза. Сон долго не шёл, мысли путались, а сердце всё ещё билось слишком быстро. Я слышала, как Ксавье ворочается на шкуре, и каждый шорох напоминал мне о том, как близко мы были у костра. Наконец, усталость взяла своё, и я провалилась в тяжёлый, беспокойный сон.

Утро пришло с холодным светом, пробивавшимся в нашу ветхую хижину. Лина ещё спала, её щёки порозовели, и я с облегчением отметила, что она выглядит лучше. Но в углу, где спал Ксавье, было пусто. Шкура лежала аккуратно свёрнутой, будто он и не ночевал здесь. Моя грудь сжалась от разочарования, смешанного с досадой.

Сбежал. После всего… сбежал.

Я не знала, чего ожидала — разговора, объяснений? Но уж точно не того, что Ксавье просто сбежит, не попрощавшись.

Я вздохнула, отгоняя мысли, и осторожно коснулась плеча Лины.

— Лина, просыпайся, — тихо позвала я.

Она пошевелилась, заморгала, её глаза, большие и ясные, посмотрели на меня с удивлением.

— Мариса? — удивлённо выдохнула малышка. — Я… где я?

Я улыбнулась, чувствуя, как облегчение разливается по телу.

— Дома, милая. В нашей хижине. Ты вчера заблудилась в лесу, помнишь?

Лина нахмурилась.

— Я… пошла за водой… а потом… ягоды… — она замялась, её глаза наполнились виной. — Я их ела. Они были такие вкусные. А потом… не помню.

Я погладила её по голове, стараясь говорить мягко.

— Это были лунные ягоды. Они усыпляют, если съесть много. Ты заснула в лесу, но Ксавье тебя нашёл и принёс домой. Всё хорошо теперь.

Лина моргнула, её губы задрожали.

— Я не хотела… Я тебя напугала, да? Прости, Мариса, я не специально…

— Тише, тише, — я обняла её, прижимая к себе. — Ты не виновата. Я просто беспокоилась. Очень. Но теперь ты здесь, и всё хорошо. Только, пожалуйста, больше не ходи одна, ладно? Я не хочу снова тебя потерять.

Она кивнула, уткнувшись мне в плечо, и я почувствовала, как её маленькие руки обнимают меня.

— Пойдём, — сказала я, вставая. — Нужно умыться и поесть. А потом набрать воды и проверить грядки. А то наши семена, небось, уже ждут.

Лина улыбнулась, её глаза засияли. Она тотчас вскочила с кровати, полная энергии и готовая к новым свершениям.

Глава 32.

После завтрака мы вышли из хижины, прихватив ведро, и направились к ручью. Утро было ясным. Роса блестела на сухой траве, лес дышал тишиной. Прихрамывая, я старалась двигаться с максимальной осторожностью, но боль в лодыжке уже не так донимала. Лина шла впереди, напевая что-то невнятное, её косички подпрыгивали в такт шагам. Я смотрела на неё и чувствовала, как сердце теплеет, несмотря на утренний холод и мысли о Ксавье.

Почему он ушёл? Обиделся? Или у него были срочные дела?..

Впрочем, не всё ли равно? В конце концов, ничего дурного я не сделала. Этот несостоявшийся поцелуй был лишь кратким мигом… Который, тем не менее, засел в моей памяти, словно заноза. Но ведь мужчины воспринимают такие вещи иначе, правда?..

Я вспомнила своего мужа, Антона: мы хорошо ладили, хотя, бывало, и ссорились, не без этого. Иногда он говорил мне, что я всё не так воспринимаю, что я слишком впечатлительная,