Кто хочет замуж за герцога? - Сабрина Джеффрис

вы говорили. — Торну нравились женщины с чувством юмора. А в Оливии его очень привлекало то, что она оценила его пьесы. Но как сочеталась в ней любовь к химии с любовью к его пьескам — это было выше его понимания. — Почему вы выбрали химию? — спросил он.

— Что? — рассеянно переспросила Оливия.

— Вы могли бы стать натуралистом или астрономом. Насколько мне известно, среди людей, обнаруживших кометы и всякие прочие небесные тела, есть и женщины. С химией все обстоит сложнее. Так почему вы выбрали именно ее?

— Во-первых, я росла, наблюдая за работой своего дяди. Я видела, как таинственным образом одно вещество превращается в другое, и все это было похоже на волшебство, на мистику, хотя на самом деле в основе всех превращений лежит точная наука. Я была очевидицей того, как мой дядя выделил неизвестный до этого элемент — хлор. А во-вторых, мне нравится та цель, которую ставит перед собой химия, — узнать о строении мира. Химия позволяет «играть» с теми элементами, из которых состоит все на земле и не только, для создания новых полезных человеку соединений. Астрономия на это не способна.

Торн указал на большую склянку, занимавшую центральное место на столе.

— Мышьяк человеку отнюдь не полезен. И селитра, насколько мне известно, входит в состав пороха. Сомнительное изобретение, скажу я вам. Не самое полезное для человечества.

— Из селитры делают порох, но ее же используют для засолки мяса. И мышьяк тоже используется во благо: для производства стекла, например. Химические соединения — это просто кирпичи. Из кирпичей можно построить дом, а можно бросить один из них кому-то на голову и убить. Все зависит от того, в чьих руках этот кирпич.

Торн наблюдал, как Оливия разбирает привезенный из дома саквояж, по одному вычеркивая из списка то, что выкладывала на стол. Закончив с этой работой, она достала со дна саквояжа несколько толстых томов.

— Это те самые журналы, о которых вы говорили?

— Не совсем. Это вырезки из журналов, вклеенные в тетради. Мне понадобится сверяться с ними во время работы.

Оливия раскрыла картонную коробку на дальнем конце стола и принялась доставать оттуда колбы и пробирки разных размеров. Стеклянных изделий в химической лаборатории было очень много. Неудивительно, что у Торна так ныли мышцы.

— Полагаю, вы сейчас будете что-то из этого собирать, — сказал он, кивнув на хаотичное скопление металлических штативов и стеклянных емкостей.

— Думаете, я на это способна? — с деланным удивлением переспросила Оливия.

Торн почувствовал, что пришло время повиниться:

— Я знаю, что способны. Если у меня и были сомнения в вашей компетентности, то они давно исчезли. И если вас не затруднит дать мне четкие указания, — с робкой улыбкой добавил Торн, — то я мог бы помочь. Видите ли, у себя дома сборку лабораторного оборудования я обычно поручаю слугам.

Торн рассчитывал, что Оливию развеселит его ответ или, на худой конец, спровоцирует на какое-нибудь язвительное замечание, но она даже не повернулась к нему и стояла, молча уставившись на содержимое коробки.

— Не поймите меня превратно, Торн, — сказала она наконец. — Я весьма вам благодарна за оказанную помощь, но больше вам здесь делать нечего. И потому вам, пожалуй, пора отправиться в дом и переодеться к ужину.

— Почему? — Он шагнул к ней. — Вас раздражает мое присутствие?

— Конечно нет, — сказала Оливия и принялась перекладывать уже сложенные тетради, с трудом скрывая свое напряжение. — Я просто не хочу мешать вашему общению с семьей.

Он подошел еще ближе и, стоя у нее за спиной, прошептал:

— Я достаточно часто провожу время с семьей. А вот с вами за все эти годы мы ни разу не встретились. Ваше общество мне приятно. Нравится разговаривать с вами. — Он положил ладонь ей на талию и замер, давая ей время, чтобы отстраниться. — И трогать вас.

Оливия глубоко прерывисто вдохнула, но с места не сдвинулась. Воодушевленный, Торн обнял ее обеими руками и прикоснулся губами к виску, почувствовав, как ускоряется пульс. Она не шелохнулась, и тогда он, набравшись храбрости, поцеловал ее за ухом, а потом и в затылок.

— Господи, от вас всегда так хорошо пахнет. Как вам это удается?

— С помощью духов, как же еще, — как ни в чем не бывало, ответила Оливия.

Торн с трудом сдержал смех. Другая на ее месте ни за что не стала бы признаваться, что запах не дан ей от природы.

— Могу предположить, что духи вы сами и составили.

— Ко… конечно, — часто дыша, ответила Оливия. Он лизнул ее ухо. Оливия перевела дыхание и тем же прерывистым шепотом сообщила: — Парфюмеры — те же химики, в распоряжении которых есть разные… разные ингредиенты.

— Как и французские повара, специализирующиеся на салатах.

— П-п… пусть так.

Торн желал того, что по любым меркам было весьма неблагоразумно. Но прикосновения к ней доставляли ему огромное удовольствие. Только вот если Оливия сочтет себя оскорбленной таким поведением и со скандалом уедет из поместья, так и не проведя тесты, Грей никогда его не простит.

Однако Торн сильно сомневался в том, что она станет поднимать шум. Устраивать скандалы — не в ее характере.

И потому он сместил левую ладонь ближе к ее подмышке. Поскольку Оливия отреагировала на его действия лишь глубоким вздохом, Торн набрался храбрости и накрыл ладонью ее левую грудь.

— Господи, — прошептала она.

Торн забыл о страхе.

— Вам мои прикосновения нравятся, я это чувствую, — шептал он, бесстыдно лаская ее грудь.

— О да, — выдохнула Оливия и, спохватившись, добавила: — То есть я имела в виду…

— Не стоит отказывать себе в удовольствии, — наставительно заметил Торн, деловито расстегивая ее дорожное платье.

— Что вы делаете? — немного нервно спросила Оливия.

— Я всего лишь хочу добраться до вашего тела, — ответил он. — Если позволите, — понизив голос до шепота, добавил Торн.

Оливия после непродолжительно колебания сказала:

— Ладно.

Кровь взыграла в нем, и ее тихие вздохи возбуждали его почти так же сильно, как шелковистая гладкость ее полной груди под ладонью, в которую упирался напряженный сосок.

Природа требовала переступить через очередной барьер, и в нетерпении Торн развернул ее к себе лицом, приподнял и усадил на стол, прямо на стопку тетрадей.

— Торн! — воскликнула она. — Осторожнее!

— Непременно, сладенькая, — пробормотал Торн, расстегивая пуговицы на ее дорожном платье. — Я бы никогда не причинил вам боль, вы же знаете…

— Я не это имела в виду, — скороговоркой проговорила Оливия.

Торн между тем, справившись с пуговицами, распустил присборенный ворот нижней рубашки и вместе с чашками корсета опустил, открыв своему жадному взгляду грудь Оливии во всем ее