Кавказский брак. Нелюбимая - Элен Блио

Киваю. Я понимаю, разумеется.

Но боль такая острая.

Словно заноза, которую хочется выдернуть и нельзя. Если ты её вытащишь кровь хлынет диким потоком и затопит, вытечет вся.

- Да, я готова его принять. – отвечаю, и с тоской думаю – пришёл не один. Кто с ним? Почему?

Дверь открывается и я вижу…

- Тётя…

- Девочка моя, моя маленькая девочка…

Тётя Зулейха обнимает меня, прижимая к себе.

- Прости меня девочка, прости, что уехала так и… не давала о себе знать. Я пыталась, но твой отец…

Зулейха гладит меня по голове, причитает, плачет, а я бросаю взгляд на Османа и встречаюсь с его глазами.

Кажется, он еще сильнее осунулся. Бледный. И взгляд у него такой тяжелый.

Разглядывает меня как одержимый, жадно, так, что мне приходится покраснеть. Кивает мне.

- Здравствуй, Алия. Как ты себя чувствуешь?

- Он нашёл меня, - шепчет тётя, - Попросил приехать немедленно, а я только рада была.

Опускаю глаза, потом снова смотрю на мужа краснея.

Я не могу солгать.

Я обязана сказать про ребёнка сейчас. Всё равно выяснится, что я беременна.

Идда. Даже если мы разведёмся, по идде нужно будет ждать три месяца, и Осман так или иначе всё узнает.

- Нормально, Осман, спасибо, я…

- Поговори с тётей. Я подойду позже. Нам тоже нужно… поговорить.

Киваю.

Нужно.

Но так больно…

Больно, когда снова и снова в голове как киноплёнка прокручивается. Кадр за кадром.

Как меня увозят силой. Как я сопротивляюсь. Как меня якобы прячут. И как меня находит Осман.

Тщательно спланированная ловушка для нас.

Для него и для меня.

Они знали, что его чувства ко мне не так однозначны.

Поняли, что тот самый шаг от ненависти до любви мы с Османом сделали.

Но им не нужно было, чтобы Осман меня любил.

Им нужна была только ненависть.

Его ненависть.

Моя ненависть.

Только она, сжигающая изнутри кислотой.

- Зачем? – только это он сказал мне тогда. А я… Я не нашлась, что ответить.

Я не стала оправдываться.

Сердце моё кричало – неужели ты не понимаешь? Неужели не видишь, что происходит? Неужели думаешь, что я настолько глупа и настолько цинична?

Поверь!

Пойми!

Он не услышал.

Он не поверил.

Меня привезли в пустой дом. Его дом.

- Мы поговорим, когда я вернусь.

Но он не вернулся.

Зато пришли они.

Рахимат.

Эльмира.

Другие…

Те другие боялись, но не могли пойти против главной. Рахимат. Её они боялись больше, чем Османа.

Они верили, что Рахимат Осман послушает.

Салима, Малика, Джума, Фарида. Я почти не общалась с ними в доме, а они со мной. Смотрели сквозь меня.

Еще Абидат, тётка Эльмиры. Эта всегда смотрела с усмешкой, ехидно.

Они все причастны.

Они все были с Рахимат и Эльмирой.

Рвали волосы, били…

Они били меня в живот.

Чудо, что моя беременность сохранилась.

Или не чудо?

Провидение высших сил.

Это было нужно для чего-то.

Для меня?

Для Османа?

Он уходит, а мы с тётей остаёмся.

Зулейха рассказывает о том, как мой отец запретил ей писать, звонить, на порог не пустил перед её отъездом. И потом, когда она несколько раз приезжала погостить в республику.

- Каждый раз он тебя увозил в горы. Угрожал, что если я попытаюсь к тебе подобраться – мне и моим родным тут будет несдобровать. Ты же знаешь, кто я ему. Сводная. Моя мать – вторая жена. Неофициальная. В то время можно было только тайно никях второй раз заключить. Мой отец, твой дед покойный этим правом воспользовался. Он маму любил, и меня. И воспитание дал и образование. Но когда его не стало нам туго пришлось. Хотя он при жизни маму обеспечил – чуть было всё не отобрали. Бабушка твоя, мать Магомеда изо всех сил старалась. Папа всё оформил грамотно, но всё равно мы боялись. Магомед мне всё время говорил, что на тебе отыграется. Я уеду, а страдать будешь ты.

Я понимаю тётю, и обиды нет.

Это всё отец.

Но как он мог?

Как можно сначала так любить ребёнка, а потом так возненавидеть? Только потому, что мою маму он ненавидел?

Тётя раскладывает на тумбочке гостинцы.

- Чуду, твои любимые. Гранаты. Тебе надо их кушать. Еще урбеч домашний, я сама готовила.

- Спасибо, тётя.

- Когда тебя выпишут?

Плечами пожимаю.

- Я могу уйти в любой момент. Но куда?

Тётя головой качает.

- Я знаю, что у вас произошло. Да что я… - она рукой машет, - вся республика знает!

- Что? – я вся обмираю от страха, краснею.

- Да. Все твои мучительницы сейчас в СИЗО, ждут суда. Обвинения в причинении тяжкого телесного вреда. Им грозят реальные сроки. Особенно Рахимат. Люди говорят, их всё равно живыми не выпустят.

- Как же… Я не понимаю?

- Весь город, республика вся против них. На твою защиту встали. Камнями их забить готовы. Уничтожить.

- Как?

Я на самом деле не понимаю.

Потому что знаю прекрасно, какой бы я ни была, что бы ни делала, я, по сути, поступила на самом деле как падшая женщина.

Сбежала от мужа.

Предала семью.

Знаю, что меня тут осудит любой, независимо от того, почему я сбежала.

Законы гор – такие законы.

Ты жена. Терпи. Это твоя обязанность.

Твой крест, так говорят христиане, да и мусульмане тоже.

Крест, который ты несёшь.

Женщина должна.

Во всех религиях.

Во всех сообществах.

Женщина всегда и всем должна.

Будь покорной и смирись.

Молчи.

Слушай.

Страдай…

Я не хочу страдать!

И мой малыш страдать не будет!

Но это мои желания.

А есть общество, в котором принято, что женщина всегда ниже мужчины, ниже отца, ниже мужа, брата…

Даже если мужчины несправедливы к ней.

Общество осудит.

Я не должна была убегать.

Я обязана была терпеть. Как все терпят.

Как же так получилось, что люди встали на мою сторону?

- Люди знают правду. О том, что Эльмира тебя оговорила. Что ты никуда не убегала. И Рахимат это всё подстроила. Специально, чтобы издеваться над тобой и убить. Рахимат, она… с ней работают психотерапевты, психиатры. Она… она больна. Она сумасшедшая. Там… там столько всего раскрылось…

Больная? Сумасшедшая? Разве это было непонятно?

Только вот… не собираются ли её отпустить, если она больна?

Это пугает.

Ежусь, словно от холода.

Не могу сказать, что мне не страшно. Мне страшно. Я вспоминаю безумие в её глазах. Лютую