Дикая Омега - Ленор Роузвуд

Я не могу смотреть — и не могу отвести взгляд.

— Что, увидел что-то, что нравится? — спрашивает он тихим, низким тоном.

— Пошёл ты, — сиплю я, но это пустая угроза.

Уголок его губ дёргается в знакомой высокомерной ухмылке, от которой хочется и ударить, и притянуть.

Он двигается ближе — слишком близко. И в какой-то момент между нами исчезает вся та дистанция, что обычно удерживает меня от глупостей.

Меня накрывает волной — не боли, не желания, а чего-то гораздо грязнее: ощущение полного, абсолютного контроля, который он удерживает на кончиках пальцев.

Я резко выдыхаю, запрокидывая голову назад, пытаясь сохранить хоть каплю самоуважения. Пока он не касается рукой члена. Одной рукой — свой член, второй — уже мой и прижимает их к друг другу.

Хочу что-то сказать но всё, что выходит — хриплый:

— Чёрт…

Я ударяюсь задней части головы об металлический столик. Холодная сталь, по сравнению с теплотой моей кожи и резкий контраст жара Чумы, исходящий от его члена.

Чума ускоряет движения наших членов — выверенно, уверенно, с той холодной точностью, которая заводит меня хуже любого удара. Я не могу удержаться от того, чтобы податься вперёд, будто моё тело само решило, кем ему распоряжаться.

Слишком много.

Слишком хорошо.

Слишком близко.

Воздух становится густым, пропитанным жаром дыхания и рваными, сорванными звуками, которых я не хочу выдавать, но не могу сдержать. Каждое его движение — как толчок к краю. Меня трясёт, мышцы судорожно сжимаются, будто что-то внутри меня вот-вот порвётся от напряжения.

— Не сейчас, — шепчет Чума, голос хриплый, контролирующий. — Я ещё не закончил.

Я смешно, по-идиотски смеюсь — нервно, дико.

— Даже не знал, что всё это — ради тебя, Док.

Он наклоняется к моему уху, дыхание горячее, тёмное:

— Это не ради меня. Но ты закончишь тогда, когда я скажу.

И вот это… это врезается в меня сильнее, чем любое прикосновение. Его тон. Его власть. Способность сказать «нет» моему собственному телу. У меня всегда были проблемы с приказами, но сейчас… сейчас я почти хочу подчиниться.

Почти.

Он ускоряется, его дыхание сбивается, как будто он тоже близко. Слишком близко. Вся сцена сжимается в одну точку — его движущаяся рука, его голос, моё сердце, стучащее где-то на уровне горла.

— Пожалуйста… — вырывается у меня. Я даже не уверен, кто говорит — я или зверь во мне. — Блять, Чума…мне нужно…

Чума отвечает низким, рваным:

— Я знаю. И… — почти рычание, почти просьба — …ещё немного.

Его контроль срывается первым. Я чувствую это по тому, как дрожат мышцы у него на руке, как подрагивает дыхание. Он теряет ритм, и это — всё, что мне нужно.

— Сейчас, — выдыхает он. — Теперь. Давай.

И мир ломается.

Меня выбрасывает вперёд, как ударом. Я не то что не сдерживаюсь — я распадаюсь. Всё напряжение, вся боль, весь голод — всё рвётся наружу. Я слышу собственный голос, но он чужой, звериный. Спина выгибается дугой, мой член пульсирует в руке Чумы и я чувствую как собственная сперма заливает мой живот.

Чума следует за мной, тяжёлым, глухим звуком, будто сдерживал себя слишком долго. На секунду мы оба — просто два существа, потерявшие контроль. Я чувствую как его собственная сперма накрывает дополнительным слоем мою кожу и обе наши кончи смешались вместе.

Какое-то время мы оба молчим, а потом он первый отступает, медленно, методично. Его дыхание возвращается к норме быстрее моего. Ещё одно доказательство, какой он холоднокровный ублюдок.

Я ощущаю, как он убирает руку, как делает пару шагов назад. Нахожу в себе силы открыть глаза. Он уже собирает свою одежду в порядок — молнию, ремень, перчатку. Всё — так ровно, будто ничего не произошло.

Бросает мне полотенце — даже без взгляда, просто движение кистью. Я рефлекторно хватаю его и начинаю вытирать свой живот, избавляясь от не нужной влаги.

Когда я заканчиваю приводить себя в порядок, поднимаю взгляд — и Чума уже смотрит на меня. Непроницаемым, холодным, будто за маской, хотя она сейчас лежит на столе. Он снова полностью одет. Ремень застёгнут. Перчатки — на руках.

Без единой складки, без намёка на то, что минуту назад между нами… что-то было.

— Полегчало? — спрашивает ровно.

Я фыркаю.

— Как будто тебе не все равно, — огрызаюсь.

Чума лишь пожимает плечами — плавно, почти лениво, как будто обсуждает что-то до смешного обыденное.

— Ты никому не принесёшь пользы, если будешь ходить весь на взводе и думать не сможешь, — произносит он спокойно, почти устало. — Считай это… профилактикой.

Он поднимает полотенце, аккуратно за край, и с отвращением бросает в био-контейнер, будто это не его рук дело.

— Я тебе не какое-то животное, которому нужен… контроль, — шиплю я.

Чума поворачивается ко мне, в глазах — мрачное, хищное удовлетворение.

— Нет. Животные проще. У них есть инстинкты. А у тебя… одни сплошные импульсы.

Я открываю рот, чтобы огрызнуться, но он уже теряет интерес. Одним взмахом ладони обрывает разговор:

— Оставь, Виски. Мы оба знаем, что я прав.

И это самое отвратительное — он действительно прав. Он видит меня насквозь. Знает, что меня заводит. Знает, как меня сломать. Знает, как собрать обратно.

Я резко выдыхаю. Слишком оголённый. Слишком уязвимый.

— Пошёл ты, — бросаю я и застёгиваю ремень.

Он не отвечает. Только разворачивается и уходит, звук его шагов постепенно растворяется в пустоте.

Я прикрываю глаза, выдыхая так, будто пытаюсь вытолкнуть из груди чужие руки. Плечо ноет тупой болью, но оно — ничто по сравнению с тем узлом эмоций, что сжался в груди.

Злость.

Стыд.

Раздражение.

И ещё что-то блять… странное. Что-то, что очень похоже на желание, но я не хочу называть это вслух.

Меня бесит, что кто-то — тем более Чума — может вызвать во мне такие реакции. Бесит, что он, кажется, понимает меня лучше, чем я сам. Но больше всего бесит то, что маленькая, ублюдочная часть меня… уже ждёт следующего раза, когда появится повод повторить всё это безумие.

Я встряхиваю головой, соскакивая с кушетки на чуть подрагивающих ногах. Алкоголь всё ещё шумит в крови, но паника — прошла. Я больше не на грани взрыва.

Вываливаюсь в коридор с одной простой целью — снова сделать вид, что ничего не произошло.

Но стоило мне шагнуть вперёд—

— Виски?

Глухой рык Тэйна разрезает воздух, и я резко разворачиваюсь. Он стоит всего в нескольких шагах, руки скрещены на груди, брови сведены в недовольную