Брачные ошибки - Полина Ром

На работе мне устроили небольшой банкет по поводу выхода на пенсию. И прямо с него увезли на «скорой»: сердечко прихватило…

Глава 1

Первыми в темноте появились звуки: странное шуршание то приближалось ко мне, то, наоборот, отдалялось. Поскрипывал пол под чьими-то тяжелыми-то шагами, хлопнула дверь…

Из беспамятства я выныривала медленно, с трудом понимая, кто я такая, и вяло соображая: «Скорая… Сирена скорой… Это меня в больницу везли… Странно, что такая кровать мягкая… Пить… Надо открыть глаза и позвать сестру…». Глаза почему-то не открывались. Во всём теле чувствовалась очень сильная слабость: казалось, что руки и ноги как варёные, и я не могу даже пошевелить ими.

Дверь снова хлопнула, кто-то грузно прошел по скрипнувшим половицам и, двинув по полу стул, затих. Наверное, сел. Я приоткрыла запекшиеся губы и тихо просипела:

- …и-и-ить…

Шаги торопливо приблизились, под затылок скользнула тёплая большая рука, и человек поднёс к моим губам узкий носик какой-то посудины. Может быть, это был заварочный чайник, но мне было совершенно всё равно: оттуда в пересохший рот, а потом и горло хлынул изумительный по вкусу чуть сладковатый напиток, мгновенно смягчая шершавую пустыню во рту.

Голос же над ухом в это время бормотал:

- Слава тебе, Господи, очнулась! Не иначе, маменька покойная отмолила! Ведь пять дней в горячке – мыслимо ли дело! Я уж и надеяться чуть не перестала…

Рука ласково опустила меня на подушку, а затем с лица исчезла небольшая тяжесть, прежде мной и не замеченная: сняли мокрый пласт ткани. Влажному лбу сразу стало немного прохладнее, а голос добродушно пояснил:

- Чуточку потерпите, маленькая госпожа. Сейчас я компресс сменю.

Почему-то слова «маленькая госпожа» меня немного напугали. Было в них что-то настолько необычное и чуждое, что я резко, даже сама не понимая как, открыла глаза. Залитая солнечным светом комната, совершенно чужая и незнакомая, показалась мне странной.

На окнах кружевные шторы, похожие на деревенское ручное вязание. Они только частично приглушали бьющие в стекла солнечные лучи. На той стене, что видела я, одно окно. Но в комнате их явно больше. Белёные голубоватые стены. К противоположной от меня приставлен комод: четыре ряда по три ящика. Сложная тонкая резьба с позолотой, вычурные блестящие ручки завораживали взгляд. Не комод, а прямо музейный экспонат.

Этот комод сильно расплывался в мгновенно заслезившихся глазах. Я поморгала, и слеза скользнула по виску, скатившись на подушку. Но антиквариат никуда не пропал, а напротив, стал виден гораздо отчётливее. Теперь я различала даже рисунок – виноградные лозы с резными листьями и золочёными гроздьями плодов обвивали края каждого ящика.

Наверное, именно эта мебелина и вызвала у меня какой-то шок: всё же в больнице предполагаешь увидеть нечто совсем другое. Я медленно и как-то очень вяло попыталась сесть. Тело почти не слушалось, настолько было ослаблено. Откуда взялась крупная женщина в белоснежном переднике, я так и не поняла. А женщина торопливо подхватила меня под мышки, ловко придерживая одной рукой, сунула мне под спину вторую подушку и несколько ворчливо сказала:

- Долго сидеть всё одно не позволю, маленькая госпожа. Конечно, столько времени лежать тяжко, а только и поберечься не помешает. И так за последнее время столько всего свалилось на вас, что не приведи Господи.

Я таращилась на простоватое, но достаточно добродушное лицо женщины, которая хмурила редкие брови только для вида, и ощущала какой-то ступор, мешающий мне опустить глаза вниз. Почему-то я уже догадывалась, что я могу увидеть. И именно эта безумная догадка сдерживала меня: я не хотела верить в очевидное.

Следила взглядом за этой женщиной, внимательно разглядывая платье из грубоватой серой ткани и передник из белой холстины. На передник, совершенно очевидно, пошло домотканое полотно. Я отчетливо видела узелки непропрядов, вспоминая, что похожая ткань хранилась когда-то на даче в старом, выкрашенном коричневой половой краской бабушкином сундуке.

Саму бабушку я практически не помнила, а вот ее добро мама не позволяла выкинуть. Там, в этом сундуке, хранились не только домотканые простыни, но еще и парочка кружевных подзоров, связанных маминой мамой себе в приданое: рельефное грубое кружево из довольно толстой нитки. Это самое приданое бабушка вывезла еще до войны из какой-то крошечной деревушки под Вологдой.

Помнится, после смерти мамы я отдала этот сундук со всем добром соседке по даче, которая работала театральным художником. Но в детстве я иногда шарилась в непонятных мне вещах: подзорах, деревенских салфетках, сплетенных из толстой неровной нити, и жёстких наволочках с вышивкой крестиком. Поэтому прекрасно запомнила и фактуру тканей, и их грубоватую натуральность.

Шторы на окне и одежда женщины были именно такого качества. А вот великолепный комод выглядел здесь чем-то чужеродным. Эти вещи настолько не вязались между собой, что я, коротко вздохнув, все же опустила глаза и посмотрела на хрупкие, худощавые, почти детские руки…

Никакие слова и объяснения мне не требовались: истории про попаданок в чужие миры долгие годы было одним из моих привычных развлечений. Не то чтобы я читала их запоем, но периодически что-нибудь этакое находила на просторах интернета. И даже любила погружаться в чужие миры и жизнь тех, кто получил второй шанс, иногда примеряя такие судьбы на себя: а смогла бы я? Теперь мне предстояло узнать это лично…

***

Я находилась в этом мире уже четвертый день. И до сих пор никто не догадывался о замене личности баронетты Эльзы фон Зальц. Не догадывался только по одной причине: в этом доме никто не знал настоящую Эльзу.

Около трех недель назад девочка с матерью катались в лодке, но мама не справилась с управлением. Лодку понесло и перевернуло. По счастью, на берегу располагался кавалерийский полк. Несколько человек нырнули в ледяную весеннюю воду и вытащили обеих.

Разумеется, и Эльза, и баронетта-мать слегли с простудой. Девочка, кажется, пошла на поправку, а вот её матери становилось все хуже и хуже, и спустя восемь дней она скончалась. Кроме Эльзы и матери в этом поместье жила ещё бабушка, которая и настояла, чтобы только-только пошедшая на поправку Эльза присутствовала на похоронах матери. Очевидно, это добило обеих: и бабушку, которая умерла от сердечного приступа в тот же