Не буди лихо - Виктория Рогозина

Все разговоры с родственниками казались пустыми. Какое ей дело до быта, до планов на будущее, если её собственное будущее сейчас зависело от того, как долго продержится Виктор на заражённой земле? Каждая новость о Чернобыле заставляла её сердце замирать. Ей казалось, что её мир рухнул, и она барахтается в руинах, не зная, как выбраться, и не зная, когда она снова сможет увидеть Виктора, услышать его голос, почувствовать его прикосновение.

Анна проснулась рано утром, разбуженная шумом радио в соседней комнате. Родственники слушали новости — каждый день, как ритуал. Ей не хотелось вставать, но что-то в тоне диктора заставило её замереть. Сквозь туман сна она услышала знакомые слова: «Чернобыль», «авария», «радиация».

Сердце Анны пропустило удар. Она вскочила с кровати, босиком бросившись в гостиную, где родственники сидели перед радио с серьёзными лицами.

— Что там? — Анна почти сорвала голос, она чувствовала, как внутри поднимается страх.

Родственники переглянулись. Дядя тяжело вздохнул и, как будто не решаясь, сказал:

— Аннушка, там... всё намного хуже, чем мы думали. Новости только начали доходить до внешнего мира.

«Хуже, чем думали.» Эти слова обрушились на неё, словно тяжёлые камни. Она застыла, чувствуя, как её внутренний мир начинает трещать по швам. Она не могла поверить в услышанное, но каждый следующий звук, исходящий из радиоприёмника, лишь усиливал эту трещину.

— Радиация распространилась... Людей эвакуируют. Припять пуста. Говорят, уровни радиации... — тётя осеклась, словно боясь произнести страшные цифры.

Анна не дослушала. В ушах стоял гул, словно шум огромной волны, которая накрывает её с головой. Она не могла дышать, не могла двигаться. Мир вокруг неё рушился, как карточный домик. Припять, её родной город, опустел. Люди, которых она знала, с которыми жила бок о бок, теперь разбросаны по разным уголкам страны. Дом, который она так спешно покинула, возможно, никогда больше не откроет свои двери для неё.

Но самым страшным был вопрос: где Виктор? Как он там, на станции? Она сжимала руки в кулаки, пытаясь удержать слёзы, но по щекам уже текли горячие солёные потоки. Она отчаянно пыталась найти ответ на вопрос, который не давал ей покоя: что с ним? Жив ли он? Всё ли с ним в порядке?

Она села на стул, опустив голову в руки. Все звуки вокруг, голоса родственников, шум радио, казались ей далёкими, приглушёнными. Все мысли были направлены только на одно: что происходит с Виктором в эту самую минуту? Она видела перед глазами его лицо, его решимость, когда он говорил, что останется на станции. А теперь... теперь всё это разрушено.

Анна знала, что мир узнал о катастрофе, но это не давало ей покоя. Страхи усиливались с каждым сообщением о радиации, о выбросах, об опустошении. Всё, что она до этого считала реальным — её дом, её город, её работа, её любовь — внезапно оказалось под угрозой исчезновения.

С каждой новой новостью её душа сжималась в страхе за Виктора. Её внутренний мир рушился. Она больше не знала, как быть, куда идти, к кому обратиться. Казалось, что не осталось ни одного безопасного места, ни одной точки опоры, которая могла бы дать ей хоть малейшее ощущение стабильности. Всё было зыбким, опасным, неизвестным.

Она пыталась утешить себя его письмом, теми словами, которые он оставил для неё, обещая, что они встретятся. Но теперь каждое слово обжигало её пальцы, каждое обещание казалось призрачным, как тени, которые уходят от света.

Внешний мир начал осознавать масштабы трагедии. Внешний мир содрогнулся от ужаса и страха перед тем, что произошло в Чернобыле. Но внутренний мир Анны уже был разрушен. И она не знала, как его восстановить.

Глава 28

Виктор стоял у операционного пульта, вглядываясь в дисплеи и кнопки, казавшиеся ему теперь странно бесполезными. За стенами станции медленно умирал его мир. Он знал это. Внутри него росло глухое, всё поглощающее чувство безысходности, которое с каждым днём усиливалось. Внешний мир рушился — он видел это в глазах коллег, видел в неумолимых цифрах на приборах, в молчаливом страхе, который пробирался в каждую щель станции.

Радиоактивные выбросы, о которых он слышал только в учебниках и лекциях, стали реальностью. Он чувствовал их вкус на губах, словно едкий дым, который проникает в лёгкие и обжигает изнутри. Казалось, что всё стало частью этого ядовитого облака — воздух, стены, люди вокруг. Невидимая радиация словно проникала в каждую клеточку его тела, и, что было хуже, в его сознание. Он не видел её, но она была здесь, повсюду. Как от неё укрыться? Как защититься?

Долг перед Родиной, перед коллегами и друзьями заставлял его оставаться на станции, не отвлекаться от работы. Он работал без остановки, помогая устранить последствия аварии, как и все остальные. Уставший до изнеможения, Виктор чувствовал, как тело постепенно подводит его. Тошнота, лёгкое головокружение — сначала слабые симптомы, которые со временем становились сильнее. Но он не придавал им значения, продолжая бороться за каждого из них, за каждую жизнь, за каждую секунду, которую они могли выиграть.

Однако, что-то внутри начинало рушиться, как и снаружи. Его внутренний мир, основанный на уверенности, спокойствии, любви к Анне, начинал трескаться, будто к нему прикладывали нестерпимый вес. Он часто думал о ней. Мысли об Анне были его единственной надеждой, его якорем в этом урагане событий. Но чем дольше он оставался на станции, тем больше казалось, что их встреча отодвигается всё дальше и дальше.

Виктор знал, что Анна должна была уехать. Он хотел верить, что она уже далеко отсюда, в безопасности. Он представил, как она собирает вещи в их квартире, быстро и нервно, как всегда, когда волновалась. Как пытается взять с собой что-то важное — фотографии, документы. Он даже мог представить, как она будет передвигаться в автобусе, смотря в окно на покидаемый город, полный неведомой угрозы. Но каждая его попытка утешить себя этой картиной натыкалась на страх: а что, если она осталась? А что, если она всё ещё ищет его, надеется встретиться? Что, если она там, среди толпы, надеется увидеть его в последний момент?

Каждую минуту, работая над устранением последствий, Виктор боролся с этим страхом, который, как и радиация, проникал в каждую его мысль. Он не мог уйти — как он мог оставить своих товарищей? Как мог оставить тех, кто рассчитывал на него? Они все были здесь, каждый из них делал всё, что мог. Они не имели права предать