Венчание - Галина Дмитриевна Гончарова

— Так может…

— А вот это — никак не может. Ты, Устя, не путай, когда в кровати ты с мужем порадуешься, тело хоть и напряжется, а все ж ты в кровати останешься, если и будет какой вред, сила твоя легко его залечит. А вот наши дела тебе сейчас ни к чему. Там ты силу тратить щедро будешь, а молодость твоя тут помехой станет, неопытна ты, сама не поймешь, как волховскую силу потратишь, жизненную тратить начнешь. Тут и сама надорвешься, и ребеночку плохо будет. Когда б не была непраздна ты — отоспалась да отлежалась. А когда малыш внутри сидит, он от тебя все получает, первым делом по нему все ударит.

— Бабушка…

— Да. И только так, хочешь ребеночка здорового — поосторожнее с силой своей, а лучше вообще ее не используй без надобности крайней.

— Поняла я, бабушка.

— Вот и ладно, когда поняла. Сделай, что скажу, а далее — не твоя забота, обещаю, все устроится.

— Бабушка…

— Мужу скажи обязательно.

— А когда случится что?

— Не случится, и не думай даже. Ты волхва не из слабых, благословение Живы на тебе, да и мы с Добряной рядом, ежели сами не справимся, еще кого попросим. Хотя чего тут справляться — и выносишь легко, и родишь, как выдохнешь. Столько-то вижу я, осталось тебя от глупостей да опрометчивостей уберечь.

— Бабушка!

— Цыц.

И спорить было сложно, будь ты хоть трижды царица.

* * *

Вечером Илья к платам государевым подъехал, как ни в чем не бывало, с другом поздоровался, коий в карауле стоял, поискал глазами сенную девку, да та сама к нему кинулась, ровно к родному, запричитала, едва Илья отшатнуться успел, не ткнула б иголкой отравленной.

— Ох, счастье-то какое, боярич! Глаза выплакала государыня, идем, провожу я тебя…

Илья и пошел вслед за ней, на два шага отставая. Шапку на затылок сдвинул, кафтан расстегнул, вроде как и не опасался ничего особо.

— Направо, потом налево…

Девка приговаривала потихоньку себе под нос, Илья прислушивался. И невдомек было им, что наблюдали за ними. Не постоянно, нет, а все ж ходами потайными палаты царские богаты. Устя их все не ведала, но и того хватило… действительно, вели Илью в палату Смарагдовую, вели, да не довели.

На одном из переходов по голове его приложили из-за угла темного.

Не сильно, мешком с песком, надолго таким не оглушишь, челюсть не своротишь, не убьешь, а вот дух хорошо вышибает. Вот и вышибло.

А уж подхватить, да в покои, рядом находящиеся утащить, и вовсе несложно.

Только вот Устя, которая брата в следующей точке не дождалась, тут же тревогу и подняла. Агафья ее услышала, сама к выходу из палат государевых поспешила, а Усте строго наказала в покои свои идти.

Устинья и рада бы ее не послушаться, да голова закружилась, затошнило… с такими радостями еще и ей помогать придется. Нет, проще ей послушаться, да к себе пойти.

Понимать надобно, когда помощь твоя необходима, а когда она — камень на шее. С тем Устя к себе и отправилась, по стеночке, дыша глубоко, чтобы не так мутило. Ох, неужто и дальше так будет?

Не хотелось бы… верно, переволновалась она за брата. Ничего, сейчас полежит чуток, да и все хорошо будет.

* * *

Илья хоть и оглушен был, а все же осознавал смутно, что несут его куда-то. Не сопротивлялся, обмяк, позволил ворогам сделать все, что хотят они.

Пусть стараются, а он тут повисит тряпочкой, недаром он шапку на затылок сдвинул. Основной удар по ней и пришелся, чуточку смягчили его и войлок толстый, и мех оторочки. Так что…

Илья скоро и вовсе опамятует, сопротивляться сможет. Несколько хорошо спрятанных ножей душу мужчине грели, сердце радовали. На двух-трех татей его точно хватит, а когда удастся чем посильнее разжиться, клинком или бердышом, Илья и вовсе душу отведет!

Черное колдовство творить в сердце Россы! На государя злоумышлять, сестер Илюшкиных в черные дела втягивать, на него покушаться, на родных его… и одной бы причины для приговора хватило, а тут вон сколько! Жаль только, не казнишь несколько раз-то. Вот так и понимаешь, что права иноземщина немытая, для некоторых-то тварей одной виселицы али там плахи мало будет, их бы разнообразно казнить, с выдумкой.

Пронесли его по коридору темному, потом положили, руки за спиной стянули. Хорошо еще, Илья в полудурноте был, не то б точно себя выдал — по руке ножом резанули, кровь закапала, суда по звукам, собрали ее в плошку какую.

— Готово, боярыня.

— Вот и ладненько, мальчики, несите теперь его.

И этот голос узнал Илья. Варвара Раенская, дрянь неприметная… погоди ж ты у меня! Своими руками порву паскуду!

Зато и дурнота прошла почти, голова от боли прояснилась, все во благо. Кровь сцедили — зачем? — руку тряпкой какой перетянули, чтоб не капало, и то хорошо. А обыскивать не стали, значит, не тати, те бы мигом обшарили, все вытащили.

— Здоровый, лось!

— Тяни, не то боярин тебе расскажет, кто здоровый, а кто дохлый!

Илья тем временем осторожно мышцы на руках напрягал — расслаблял, путы растягивал. Без выдумки его связали, просто петлю на запястьях захлестнули, он сам бы лучше справился. А уж Божедар-то и вовсе… показал ему богатырь, как человека связать можно так, чтобы не освободился. На щиколотки петля накидывается, на запястья, а потом и на шею. Дернешься — так себя придушишь.

Вот так, потихоньку, осторожно…

Сволочи!

А вот рот завязать и мешок на голову натянуть, уже лишнее было! За это вы отдельно ответите!

Коридор кончился, Илья ощутил свежий воздух, потом его донесли до возка — и погрузили внутрь. И поехали.

Куда?

Илья не знал, но без боя сдаваться не собирался. Веревки давно ослабли, и приходилось их придерживать, не упали б раньше времени. Едем и ждем.

* * *

Аксинья у зеркала сидела, слезы лила.

Ох и тяжела же ты, жизнь замужняя. Хорошо хоть муженек постылый сегодня уехал, отдохнуть от него получится. А то никакого спасу нет!

И долг супружеский… да лучше б ее палками били! Такое гадостное ощущение, словно ты себя теряешь, в яму черную проваливаешься, и боль эта… ой, больно-то как каждый раз! И саднит,