Зов призрачных сердец - Татьяна Ма

Павел Андреевич нахмурился и побледнел.

– Приснилось тебе, Елена.

– Я не спала, – возразила княжна. – Вот вам крест – не спала.

– Ерунда! – отмахнулся князь. – Кто же будет по ночам ходить да смеяться?

– Какая-то женщина. И мне показалось, что это очень несчастная женщина.

– Пустое мелешь, – осек дочь князь, вставая.

Елена поняла, что доказывать отцу дальше не имело смысла. Князь вышел из столовой, оставляя дочь одну.

Она вздохнула. Павел Андреевич может сколько угодно предаваться скепсису и не верить, только не впервые Елена слышала странные шаги по лестницам, не впервые чувствовала все нарастающий холод, заставлявший ее дрожать под пуховыми одеялами, не впервые из-за дверей доносился жуткий смех. По какой-то причуде явления эти всегда сопутствовали приезду князя Хворостина в имение. Нет его целый год – и не слышит Елена ничего по ночам. Приезжает князь – и появляются посторонние звуки, а главное – этот жуткий, сводящий с ума женский смех, перемежающийся плачем.

Вздохнув, Елена поднялась из-за стола и уже собиралась кликнуть служанку, чтобы та прибирала, как в столовую вошел Дмитрий.

– Доброе утро, Дмитрий Иванович, – сухо поздоровалась с молодым графом Елена. – Вы сегодня рано.

– Я, признаться, плохо спал, – поморщился Дмитрий.

– Отчего же?

– Снилось всякое.

– И что же вам снилось? – не сдержала любопытства Елена.

– Будто кто-то страшно смеется. И вы знаете, так отчетливо я слышал этот хохот, словно он и не во сне был, а доносился из-за дверей, будто кто-то по коридорам бродил и…

– Это наше местное привидение, – перебила его Елена.

– Привидение? – остолбенел Дмитрий, выпучив глаза.

– Да. У нас тут печник как-то застрял в трубе, а гости, тогда бывшие в Хворостине, как раз велели камин растопить. Так печник и угорел, – насмешливо сказала Елена. – Вот теперь он и является всем пришлым и пугает их, чтобы не задерживались. Не любит гостей, знаете ли.

Дмитрий побледнел и сжал губы в тонкую полоску.

– Шутить надо мной изволите, Елена Павловна, – догадался он.

– Не всем же быть такими серьезными, как вы, – пожала она плечами и пошла к выходу. – Прикажу вам чаю подать да яичню.

– Постойте! – Дмитрий вдруг ухватил Елену за локоть, останавливая ее.

Она высвободила руку и, нахмурившись, взглянула на молодого графа.

– Чего вам?

Дмитрий принял нарочито небрежную позу. На его губах заиграла самоуверенная улыбка. Окинув Елену взглядом с ног до головы, он кивнул будто бы каким-то одному ему ведомым мыслям и сказал, слегка склонив голову.

– Елена Павловна, прошу прощения за столь ранний час… – начал он, и голос его стал громче. – Однако я расценил и вас, и ваш характер, несколько диковатый и даже взбалмошный, требующий исправления, но, учитывая ваше происхождение и ту дружбу, что питают друг к другу наши отцы… – Речь Дмитрия звучала все более и более высокопарно. – …Я намерен, Елена Павловна, сейчас же сделать вам предложение о браке. Сию же минуту я пойду искать вашего батюшку и просить у него вашей руки.

«Руки, но не сердца», – подумала Елена и брезгливо дернула плечом.

Молодой граф, не дождавшись ответа, положил ладонь на ручку двери, но Елена остановила его окриком.

– Постойте!

Дмитрий вопросительно изогнул бровь.

– Дмитрий Иванович, вы, конечно, человек видный, и наверняка любая девушка посчитает за счастье получить от вас такое лестное предложение, но… – Елена перевела дух и выпалила: – Я не могу принять его.

Граф Щетинин побледнел, открыл рот, потом закрыл его. Затем лицо его пошло багровыми пятнами. Поправив кружевные манжеты, он наконец выдавил:

– Но позвольте… это… неожиданно. Почему же?

– Простите, мне нечего добавить, кроме того, что принять ваше предложение я не могу, – сказала Елена.

Она сделала шаг, намереваясь выйти, но Дмитрий вдруг прогромыхал:

– Вы считаете, что получите предложение более выгодное? Вы?!!! – И столько было презрения в этом «вы», что Елена не выдержала.

– Да я лучше до старости останусь в девицах, чем выйду замуж за такого напыщенного раскрылившегося петуха, как вы! – крикнула она и вылетела за дверь.

Елена бросилась вон из дома, пробежала весь сад, пересекла дорогу, что отделяла границею имение от леса, и понеслась по тропинке вглубь, не различая дороги.

Она знала, что поступила правильно, знала, что не сможет стать женою этому человеку, но также знала, что грядет буря. Князь Хворостин не простит ей отказа Щетинину.

Через полчаса оба графа – отец и сын – уехали, разобидевшись и разругавшись с князем Хворостиным на веки вечные…

Глава 35

Наше время

Дорога в Глуховец петляла среди бескрайних болот и чахлых сосновых перелесков. Рада прижалась лбом к холодному стеклу автомобиля, остановленного на обочине, вглядываясь в серые верховья трясин, поросших багровым мхом. Ветер гнал низкие тучи, и свет апрельского солнца пробивался сквозь них рваными, болезненными лучами. Было холодно и промозгло, словно в этих местах вечно царила унылая осень.

Ее поездка в архив затянулась. Сначала она отправилась в близлежащий поселок Зубаревск, к которому относилась деревня Чёрное. Нашла там небольшое здание краеведческого музея, где ей и сказали, что архива как такового здесь нет. Директор музея Анатолий Вениаминович, старичок лет семидесяти с лишним, поинтересовался, какую именно информацию она собралась искать в архивах.

– Мне бы раскопать историю рода Хворостиных.

– Хворостиных? – Он посмотрел на нее с интересом. – Это я вам и без архива расскажу.

Рада было обрадовалась, но, как оказалось, Анатолий Вениаминович мог рассказать ей не многим больше того, что Рада уже разузнала в интернете. Про княжну Елену Хворостину он слыхом не слыхивал, а уж про князя Левона и его жену Софью, которые жили в тринадцатом веке, и подавно.

– Тогда поезжайте в Глуховец. Это на белорусской стороне. Когда-то здесь границы-то не было никакой, все было сплошным болотом, – усмехнувшись, сказал Анатолий Вениаминович. – Там у них много старых бумаг хранится. Может, и отыщете что.

И Рада поехала, однако вскоре заплутала на развилках меж болотами, которых здесь оказалось очень много.

Она сверилась с навигатором в мобильном телефоне, убедилась, что все же движется в правильном направлении и до контрольно-пропускного пункта осталось чуть больше десяти километров, и снова завела двигатель.

В голове неотступно звучал тот смех, который она слышала ночью – женский, хриплый, ужасающий, будто доносившийся со дна колодца.

Она так испугалась, что готова была закричать, но переборола в себе все нарастающее чувство паники и, включив настольную лампу, спросила:

– Кто там?

Смех будто бы стал громче, а потом Рада услышала хлопание соседней двери и голос Алексея:

– Рада, с тобой все в порядке?