432 часа - Джессика Гаджиала

— Чарли сейчас частично отошел от дел по обеспечению правопорядка. Они управляют местным баром в городе. Но не сомневайся, это страшный человек. А эта женщина еще более опасна, если ты перейдешь дорогу ей или тем, кого она любит.

— С чего бы мафии и ростовщикам быть такими дружелюбными? — спросила я, как всегда, скептически.

— Многие организации в округе являются союзниками. Они объединяются, когда в городе появляются общие враги. И, поскольку их бизнес не находится в прямой оппозиции друг к другу, они могут делать это без каких-либо проблем. Ты все еще мне не веришь, — сказал Брок, улыбаясь. — Вот что я тебе скажу, в следующий раз, когда ты свяжешься с Сойером или Тигом, спроси их.

— Думаю, мне это может понадобиться, — сказала я неуверенно. Хотя это была хорошая история, и благодаря ей то, что могло бы стать неловким моментом, похожим на свидание, стало комфортным и легким.

После того, как он взял меня за руку в своей комнате, и я открылась ему, я не была уверена, что мы сможем снова стать обычными и беззаботными.

Очевидно, я недооценила Брока.

Он мог в мгновение ока превратиться из напористого в непринужденного.

Это было и неприятно, и в то же время очень приятно.

Я действительно хотела поговорить о психиатрическом отделении, немного выпустить пар, прежде чем это приведет меня к взрыву, но я не хотела заострять на этом внимание.

Брок, казалось, понимал и уважал это.

— Если еда здесь будет хотя бы вполовину такой же вкусной, как кофе, думаю, я смогу не обращать внимания на то, что способствую совершению преступлений. Итак, как ты узнал обо всех здешних преступниках?

— Я, в некотором смысле, вырос среди всего этого. Сыновья Энтони — Лука и Маттео — ходили в нашу школу. Как и Рейн, которая руководит байкерским клубом. И дети Чарли и Хелен, — сказал он, кивая в сторону пары. — Конечно, все помалкивали о семейном бизнесе, но дерьмо всегда всплывает наружу.

— Ты никогда не чувствовал себя, ну, не знаю, небезопасно, будучи посвященным во всю эту информацию?

— Не-а. Как я уже сказал, у них есть свои правила. Невиновные в их делах не замешаны.

— Вряд ли ты можешь назвать себя невиновным, — парировала я.

— Я? — спросил он, прижимая руку к груди. — Здесь я сама невинность, — настаивал он.

— В самом деле? Так вот почему бармен бросает на тебя одновременно убийственный и страстный взгляд? — спросила я.

Возможно, кто-то другой мог бы ревновать из-за этого. Но, во-первых, это было не свидание, независимо от того, как это выглядело и даже от того, какие чувства я начинала испытывать к нему. А во-вторых, у всех нас было прошлое. Никто из нас не был невинным девственником. В моем прошлом были мужчины, в его — женщины. Такова была жизнь. Глупо было ревновать из-за этого.

— Ты заметила это, да? — спросил он, выглядя одновременно застенчивым и дерзким, что не должно было быть возможным, но ему удалось это сделать.

— Я думаю, это говорит о том, что это и то, и другое, а не что-то одно, — сказала я.

— Это было обычное развлечение… два года назад, — сказал он, пожимая плечами.

Прошло два года, а у нее все такой же тоскующий взгляд? Насколько хорош был этот мужчина в постели?

Что?

Нет.

Я не могла позволить своему разуму проникнуть туда.

Ох, кого я обманываю? Я думаю об этом почти с того момента, как увидела его.

И поскольку я мучилась этим вопросом уже несколько дней, я была уверена, что могу с некоторой долей уверенности сказать, что он, скорее всего, потрясающий в постели.

У меня было такое чувство, что он не был пони с одним трюком. Ну, знаете… ребята, у которых была только одна поза. Те, кто не мог справиться со сменой позиции, не говоря уже о чем-либо еще.

И непринужденная уверенность Брока подсказала мне, что он был не из тех парней, которые боятся принести в спальню забавные игрушки.

Я имею в виду, я могла себе представить, как он говорил что-то о том, что игрушки — это друзья, а не враги.

— Миранда, — позвал Брок, заставив меня вздрогнуть, так как я была погружена в свои мысли.

— Да?

— Мне нужно, чтобы ты перестала так на меня смотреть, — сказал он чуть более хриплым, чем обычно, голосом.

Мое лоно напряглось в ответ, черт бы его побрал.

— Как? — спросила я, стараясь говорить непринужденно, и потянулась за бокалом вина, чувствуя, как у меня внезапно пересохло во рту.

— Так, если бы я предложил залезть под этот стол и лечь на тебя, ты бы мне позволила, — сказал он.

И да.

Ни разу, ни в моей нынешней жизни, ни в жизни до этого, я не давилась своим напитком из-за того, что кто-то что-то сказал мне.

Но это произошло прямо там, посреди переполненного ресторана, заставив пару обеспокоенных голов повернуться в нашу сторону.

Брок молча передал мне одну из малиновых салфеток, и я потянулась за ней, вытирая рот, пытаясь дать себе секунду, чтобы собраться с мыслями и придумать, что на это сказать.

— Я не об этом думала, — настаивала я, складывая его салфетку.

— Детка, у тебя много умений, но скрывать свое возбуждение, не входит в их число, — сказал он мне.

Как раз в этот момент вернулся наш официант с хлебом и каким-то соусом в масле, в котором плавали травы, и спросил, готовы ли мы делать заказ.

Это спасло нас от продолжения разговора. Потому что у меня было чувство, что в противном случае ничего хорошего из этого не выйдет.

У всех нас были свои недостатки.

И мне было очень тяжело, когда меня критиковали. Моя гордость требовала, чтобы я сражалась до последнего, до кровавого конца. Я знала себя. Если бы ситуация накалилась до предела, я бы потребовала, чтобы моим делом занялся Тиг или Сойер, а не он.

Честно говоря, я бы сказала это просто для того, чтобы сохранить лицо, а не потому, что на самом деле этого хотела.

К счастью, у меня возникли вопросы по меню, а наш официант оказался разговорчивым.

Когда она ушла, мой телефон