432 часа - Джессика Гаджиала

— Это правда, — согласился я, немного поморщившись от того, как она изменилась с легкой и непринужденной на напряженную и мрачную при одном упоминании этого места и времени, проведенного там. — Ты уже готова поговорить об этом? — спросил я, двигаясь вперед, игнорируя тревожные звоночки, раздающиеся в моей голове, когда я поставил свою кружку и сел на кровать рядом с ней.

Я почти болезненно ощущал, как кровать прогибается под моим весом, заставляя ее подвинуться, пока она не прижалась ко мне.

— Я не знаю, — призналась она, качая головой, в то время как ее пальцы танцевали на коленях.

— Я полагаю, ты не говорила об этом с Кэмом.

— Почему ты так думаешь? Этот мужчина знает, когда купить мне тампоны и шоколад, — сказала она, ухмыляясь.

— Да, но это в некотором смысле связано с работой, не так ли? Я предполагаю, что Кэм также не знает о покупках «Купи один» и «Получи второй» в «Пэйлес», не так ли?

— Он… не знает, — призналась она, слегка нахмурив брови.

— А кто-нибудь знает?

— Кроме тебя? Нет.

— Эй, — сказал я, потянувшись, чтобы положить свою руку поверх ее, которая не переставала ерзать, отчего ее спина напряглась от этого соприкосновения. Я пошел дальше и притворился, что не замечаю происходящего, клянусь, я почувствовал что-то вроде электрического разряда при прикосновении. Сейчас было не время для этого. — Я не могу выдавать твои секреты, — напомнил я ей. — Это прописано в контракте и все такое, — добавил я, наклоняя голову, чтобы поймать ее взгляд, а затем ухмыльнулся.

— Это не значит, что ты должен быть моим психоаналитиком, — сказала она.

— Я хочу послушать, если ты хочешь поговорить. Не думаю, что стоит держать это дерьмо в себе. На самом деле, я понимаю, — сказал я ей, наклоняясь вперед, чтобы свободной рукой достать из сумки с туалетными принадлежностями маленький пузырек с лекарством, а затем показать ей этикетку.

— Что это? — спросила она, нахмурившись, глядя на этикетку.

— Мои лекарства. От беспокойства и депрессии, — сказал я ей, наблюдая, как она резко повернула ко мне голову. — Да, — кивнул я. — Отчасти мое исцеление состояло в том, что я привел в порядок этот дом и нашел работу, которая снова придала моей жизни смысл, но другая часть заключалась в лекарствах и терапии. Так что я кое-что знаю о том, что с тобой происходит, когда ты пьешь это дерьмо в банках, — сказал я ей, бросая таблетки обратно в сумку.

— Это из-за службы, верно? — спросила она.

— Да, — согласился я, но не стал вдаваться в подробности. Сейчас было не мое время. Мне не нужно было подставлять плечо.

Ей нужно было.

— В больнице была одна женщина с посттравматическим стрессовым расстройством, полученным во время службы. Она не очень хорошо перенесла грозу, которая была у нас однажды ночью.

— Да, это может быть тяжело для многих людей, которые проходили такую службу. Она была твоей соседкой по комнате?

— Нет. Но у меня была отличная соседка по комнате. Не думаю, что я бы выбралась оттуда в здравом уме, если бы не она. Можно ли мне говорить о ней? — спросила она, хмуро глядя на меня.

— Это тебе решать. Ты не давала подписку о неразглашении. Но ты не обязана сообщать подробности, если не хочешь.

— Она была такой милой. Ветеранка. Так она иногда себя называла. Всю свою жизнь она то и дело попадала в психиатрические лечебницы. На склоне лет… именно тогда у нее появились некоторые… плохие мысли, — сказала она, и мне понравилось, что она старалась не вдаваться в подробности. Но мне показалось, что у нее была соседка по комнате с биполярным расстройством. — Она думала, что я действительно… — сказала она, указывая на свою руку.

— Ты не сказал ей ничего другого?

— Ты думаешь, она бы мне поверила? Шрам был довольно внушительный.

— Ты сказала врачам?

— Нет, — призналась она. — Я подумала, что, сказав, что я этого не делала, когда они были уверены, что я это сделала, они только выставят меня сумасшедшей, и продлят мое пребывание там.

— К сожалению, это, вероятнее всего.

— Я просто старалась не обращать на это внимания, как могла. Постаралась сделать вид, что не склонна к самоубийству. Потому что, ну, я такой не являлась. И никогда не была. Не то чтобы я осуждала, — поспешила добавить она с виноватым видом.

— Я знаю, что это не так, — согласился я, ободряюще сжимая ее руку. — Ты, должно быть, чувствовала себя чертовски беспомощной в том месте.

В ответ на это ее глаза сразу остекленели, и она стала смотреть прямо перед собой, пытаясь скрыть это.

— Можно и так сказать, — согласилась она хриплым голосом. — Были моменты, когда весь этот опыт был просто… бесчеловечным, — добавила она.

Не было ничего личного, когда тебя запирали против твоей воли. Обыски с раздеванием, принудительное лечение, люди, задающие навязчивые вопросы и ожидающие ответов.

Психиатрическая помощь прошла долгий путь от лоботомий ледяными ножами и ледяных ванн, но ей еще предстоит пройти долгий путь, чтобы перейти к более гуманным стандартам оказания медицинской помощи.

— Я действительно борюсь с ощущением, потери контроля, — призналась она. — И у меня его не было. Я не могла выбрать, когда мне куда-то идти, и смогу ли я вообще уйти. Это было просто… ужасно. И самое безумное, что раньше мне это было не нужно, но теперь я почти уверена, что мне понадобится терапия.

— В этом нет ничего постыдного. Важно разобраться с этим дерьмом, а не подавлять его. И я понимаю, что это тяжело, — добавил я. — Особенно для таких людей, как ты, которые чувствуют, что у них все в порядке, просить о помощи. Но как только мы убедимся, что это безопасно, тебе следует поговорить с кем-нибудь об этом. И к тому времени, надеюсь, мы будем знать, кто это был, и посадим их за решетку, так что все это дерьмо на твоем альбоме будет выглядеть совсем по-другому.

— Это было бы здорово, — призналась она. — Кэм купил мне крема для рук. Я сомневаюсь, что они помогут.

— Значит, сделай лазерную процедуру. Или татуировку.