Жестокий муж - Арина Вильде

Моя бедная маленькая девочка сжалась, как напуганный котёнок. Её ручки дрожат так сильно, что мне физически становится больно. Чёрт, ненавижу! Я их всех ненавижу.

Вопрос нагло игнорирую.

— И что дальше? Почему я должна вас слушать? Я ведь ни в чём не виновата. Уверена, полиция разберётся и меня отпустят.

— А как насчёт документов? Гордеев постарался, не спорю, шикарно отработал, но вы же понимаете, что это не панацея? Доказать липу — раз плюнуть. Вы правда верите, что, когда вскроется правда, кто-то станет вас слушать? — хладнокровно бьет в болевую точку, обнажая страхи, разъедающие мой мозг последние годы. — Ещё раз спрашиваю: ваша?

Я киваю и сглатываю. Козыри в его руках, не в моих. Ну, нет смысла оттягивать неизбежное. Мерзавец удивленно приподнимает бровь и трёт подбородок, впивается глазами в дочь. Смотрит, изучает долго и методично. Делает какие-то выводы в своей голове.

Господи, ты что, дура, Юля? Какие ещё он выводы может сделать? Билецкий никогда не держал при себе идиотов, он их не переваривал от слова совсем. И не думаю, что за пять лет что-то изменилось.

— Продолжайте, я вас слушаю.

Не знаю, откуда черпаю силы. Сама удивляюсь. Меряемся друг с другом взглядами. В отличие от меня, мужчина абсолютно спокоен. Поза расслабленная, только глаза огнём горят, словно заочно уже объявил себя победителем.

— Юлия Романовна, вы, кажется, не до конца понимаете, в каком положении оказались, — пропитанные раздражением слова разрезают воздух. — У вас есть два варианта: сесть в тюрьму или последовать за мной. И поверьте, второй вариант не такой уж и плохой, как может показаться на первый взгляд.

Я перевожу дыхание и стараюсь, чтобы мой голос звучал ровно:

— Для начала мне нужен хороший адвокат.

— С учетом обстоятельств, я бы не стал надеяться на правосудие.

— Без адвоката я не буду принимать никаких решений. Это моё право. — Голос все-таки срывается.

Сжимаю губы.

— Вы до сих пор не поняли, что все ваши права остались за порогом этой комнаты? Ваша дочь… такая милая девочка. Подумайте, что будет с ней, если вы сделаете неправильный выбор. Вы точно хотите рисковать? — Говорит ужасные вещи абсолютно спокойно, будто обсуждает что-то совсем незначительное. — Я не угрожаю, просто хочу, чтобы вы оценили ситуацию трезво.

От его слов меня прошибает холодный пот.

Ну вот и всё. Я проигрываю в первом же раунде. Оказывается, не нужно тратить много слов, чтобы сломать меня. Хватает одного точного удара — и я в страхе сжимаюсь. Говорю себе стоп.

Если бы это касалось только меня, я бы, возможно, послала его куда подальше, боролась до последнего, но теперь трусливо отступаю.

У меня нет выбора. Я готова рискнуть своей жизнью, броситься в самое пекло, но задеть ее не имею права.

А если люди Билецкого всё-таки добьются своего? Что с ней будет, если меня не будет рядом?

Можно на секунду представить, что он говорит так специально, лишь бы добиться цели. Но нет. Захар достал меня даже здесь, окончательно разрушив мой хрупкий маленький мир.

Поднимаю взгляд. Он считывает по глазам. Довольно улыбается, а я медленно тону в разочаровании.

— Отлично, — даже не скрывает сарказм в голосе. Ублюдок. — Устраивайтесь поудобнее, отдохните. Мы сейчас всё уладим.

— Мама, когда мы поедем домой? Почему мы здесь?

Звонкий голосок пронзает насквозь. Внутри что-то рвётся, словно острое лезвие режет по живому. Я прижимаю дочь к себе. Обнимаю зайчонка крепко, боюсь отпустить. Целую в носик, потом в щёчки. Пытаюсь успокоить, если не себя, то хотя бы её. Чувствую себя ужасной матерью. Я даже не могу внятно ответить ни на один из ее вопросов.

Нас привезли в отель, один из лучших в городе. Заселили в номер с панорамными окнами и видом на город. Всё шикарно и роскошно. Но никто не объяснил, почему мы здесь. Только предупредили, чтобы не делала глупостей. Очередная угроза.

Я ненавижу это ожидание. Оно сводит с ума. Пытаюсь отвлечь дочку. Включаю мультики, даю сладости, но это не помогает. Её глазки всё равно тревожно бегают по комнате.

Через несколько часов Диана, наконец-то, засыпает у меня на руках. Я осторожно кладу малышку на кровать, поправляю одеяльце. Сама сажусь в кресло у окна. Сжимаю виски руками. Тысячи мыслей проносятся в голове, но ни одна из них не даёт надежды на хороший исход.

Мне всё равно, что Билецкий сделает со мной. Я его не боюсь. Больнее он уже сделать не сможет. Мы давно прошли эту грань. Всё, о чём я думаю, — это моя дочь. Сердце болит, колет от страха. Как пережить то, что будет дальше? Как он себя поведёт?

Хотя и понятно, что реакция будет ужасной.

На выходе из аэропорта у меня тут же выхватили телефон и документы. Мой паспорт и свидетельство о рождении дочери исчезли в чужих руках.

Конечно, никто не собирался возвращать их обратно. Уверена, все давно уже изучили. И догадаться, что к чему, особого труда не составит.

Не сомневаюсь, он уже в курсе. Наверняка строит планы. Только что мне делать с этим осознанием? Чёрт, хоть волком вой, но всё бестолку. Под землю хочется провалиться, но даже так найдёт и вернёт обратно.

Ждать долго не пришлось. За дверью раздались шаги, потом — раздражающий писк карты. Он войдёт без стука, уничтожая иллюзии, что я хоть как-то контролирую ситуацию.

Сказать, что я удивлена? Нет.

Замираю всем телом. Господи, только не сейчас. Я ещё не готова. Но наивно думать, что монстр даст хоть малейший шанс на передышку.

Вытягиваюсь струной, пытаюсь натянуть маску спокойствия, но получается плохо. Мысленно отсчитываю секунды до атомного взрыва в груди. Меня прилично потряхивает и штормит.

Едва успеваю досчитать до трёх, как Захар входит в номер. Острый взгляд царапает кожу. Я чувствую это физически или схожу с ума?

Смотрим друг на друга. Хочу считать эмоции, но бесполезно. Там такая смесь, что расшифровать нереально. Делаю глубокий вдох-выдох.

Опомнившись, подношу палец к губам, прошу тишины. Малышка спит, и мне совсем не хочется её будить. Пусть она еще немного побудет в своём сладком неведении.

Захар подходит ближе, останавливается в нескольких шагах от кресла. Его взгляд перемещается с меня на дочь, потом обратно, и так несколько раз.

Замечаю, как сжимает челюсти, как дергается кадык. Чёрные брови ползут вверх.

Удивлён, Билецкий? Пять лет назад