Жениться по любви - Бок, Хильдур

class="p1">Очень хотелось длинно и грязно выругаться, словно какая-нибудь прядильщица, но Елена заставила себя сдержаться. Дианора ей, в общем, даже нравилась, но она ведь будет без умолку трещать всю дорогу, рассказывая в очередной раз про бал, про то, что с нею танцевал младший сын виконта, про то, как ктототам её назвал нимфой из пограничья (а бедная дурочка решила, будто это комплимент)… И будет затаскивать дядю с тётей во все лавки подряд — просто посмотреть. И так восхищаться какой-нибудь ерундой, что останется только купить ей эту ерунду — чтобы выслушать потом от Аделаиды, что её дочь в подачках не нуждается…

Канн-заступница, Сот Трижды Мудрейшая! Сколько надо пожертвовать, чтобы в конце зимы приехать домой без супруга и его родственничков и хотя бы месяц отдохнуть от них?!

***

Аделаида непременно хотела отстоять торжественную службу в Храме Всех Богов, и Георгу с детьми пришлось добираться с нею в центр города и давиться там в толпе, желающей получить благословения всех Девяти разом. Но Ферры в своём предместье вполне обходились часовней, посвящённой Сот (что вы, какой Аркат — мы же не кузнецы, чтобы богу огня молиться), и Ламберт охотно составил им компанию в небольшом, но солидном храме Трижды Мудрейшей, где и народу было немного, и благовоний никаких не курили — богиня знаний требовала ясного рассудка и от служителей своих, и от прихожан.

Ужин был ровно в семь, и кто на него опоздал, тот сам был виноват — опоздавших, будь они хоть трижды баронами, никто не ждал. Гостями были только излучинские Ферры, приехавшие на Солнцеворот в Озёрный: здесь, как и в Волчьей Пуще, праздничный ужин был исключительно семейным. Это потом уже начиналось общее веселье, а пока все чинно сидели за накрытым столом, и на четыре свободных места обращал внимание только Ламберт.

А Георг с семьёй вернулись только к десерту. Все четверо выглядели помятыми, усталыми, продрогшими и очень голодными, однако пришлось им довольствоваться сладкими пирожками, потому что горячее и закуски давно отправились вниз, на кухню. А может, прямиком на стол управителю и старшей прислуге. Ламберт сочувственно посмотрел на очень недовольного брата, но Елена наклонилась почти к самому его уху и сказала очень негромко:

— На пустыре у озера будут накрыты столы для всех желающих. Если сир Георг и сир Кристиан не сочтут себя оскорблёнными компанией мастеровых, они смогут нормально поесть там.

Ламберт кивнул. Надо было утешить братца, а уж брезговать угощением, выставленным для всего честного народа (а также воров, попрошаек и прочего сброда — праздник же) тому точно в голову не придёт. Это Аделаида будет показательно страдать, но даже Дианора, набегавшись вокруг костров и извалявшись в снегу, тащила в рот всё, что выставляли на общий стол жители Волчьей Пущи и окрестностей. Впрочем, здесь матушка наверняка сделает ей строгое внушение и запретит и пляски у костра, и тем более — катание с горки.

Ночь Солнцеворота стояла очень ясная, и потому морозная, но костры горели сплошной цепью по всему озёрному берегу, возле бочек толпились желающие согреться изнутри, прихваченные морозом куски жареной гусятины и пирожки с потрохами можно было разогреть над огнём, а ещё проще было встать на свою сторону «сороконожки» и сплясать, меняя партнёрш на каждом куплете. Последней, с кем Ламберту довелось целоваться, оказалась разбитная бабёнка, одетая как средней руки лавочница. Щёки у неё горели от танцев на морозе, глаза блестели, а целовалась она всерьёз. После равнодушных губ законной супруги и то испуганно сжатых, то покорно расслабленных — крестьянок или горничных, поцелуй случайной партнёрши обжигал неприкрытым желанием. И напомнил о наглой рыжей кошке, так что Ламберта бросило в жар.

— После такого танца непременно надо выпить, — через силу шутливо сказал он, отцепляя от себя руки бабёнки.

Та глянула с острым разочарованием, но молча отошла, хвала Девяти. А то Ламберт вполне мог и сотворить какую-нибудь глупость. Сбежать с праздника с первой встречной, например.

Глава 13

Они уже вернулись из Озёрного, а в замке Волчьей Пущи до сих пор гостила какая-то иссушенная то ли тяжкой жизнью, то ли собственным ядом особа преклонных лет, но без брачных браслетов. Сначала она составляла компанию вдовствующей баронессе, которую бессовестные сыновья и внуки бросили одну (сын, трое внуков и внучка, видимо, были не в счёт), а потом её задержали начавшиеся после праздников метели. Ещё она пыталась учить Аделаиду вести хозяйство: «Сколько у вас уходит дров — никаких денег не хватит!» — и, разумеется, попыталась цепляться к Елене. Кстати, совершенно бездарно — пыталась съязвить что-то про суконное платье, в котором Елена вышла к завтраку. Елена только плечами пожала:

— Я Ферр, сира, и хоть ещё трижды выйду замуж, всё равно останусь Ферр, а Ферры — суконщики. «Сами сделали — сами носим», знаете ли, ещё со времён Владычицы Берутиэли. К тому же, в шёлке и атласе зимой холодно, а бархат слишком непрактичен. Он так быстро протирается на локтях и, простите, ягодицах.

Она не прибавила «как у вас», но это прямо-таки повисло в воздухе.

— Сир Ламберт! — возопила почтенная родственница, обретя дар речи после довольно долгой паузы. — Что себе позволяет ваша супруга?

— Что? — уточнил он деловито. — Объясните, пожалуйста, я не понял, что вас возмутило. Она сказала, что бархат не годится для будней, и я с нею совершенно согласен.

— Кстати, тётушка, — невежливо перебив даму, раскрывшую было рот заново, сказал сир Георг, — метель закончилась, вон какое солнце встаёт. Уверен, вас с вашими советами по хозяйству с нетерпением ждут дома. А то уже и до Излома Зимы недалеко, а там метели настоящие начнутся, вам отсюда будет вовсе не выбраться.

Ей это, конечно, не понравилось, но сообразить, что и так уже неприлично загостилась, способна была даже такая особа. Аделаида шёлковым голосом предложила гостье помощь в сборах, та, сухо поблагодарив, отказалась. А Елена, воспользовавшись тем, что погода и впрямь направилась, решила опять хоть ненадолго удрать из замка с его кусачими ящерицами и беззубыми змеями. Для начала, как водится, в храм, а потом к пекарю, к кому ж ещё? Она за время своего отсутствия отвыкла от здешней стряпни, а теперь вот поневоле вспомнила, что кухарка у сеньоров Волчьей Пущи была ещё хуже, чем управитель.

Похоже, дорогой супруг совершенно искренне считал детей и хозяйство заботой женщин, но удочерив Мелиссу и