Половина пути - Юля Тихая

от хорошей жизни так сорвало. А теперь, когда она успокоилась, будет разговор. О том, что ожидается и что не ожидается от наёмной огневички. Как там они договаривались? Защита от тварей, охранки, костёр, кашеварство и диагностику подержать. Рубашки ещё постирать. Развлечь нанимателя игрой в клабор. Обычная, понятная работа.

Никакого алкоголя, никаких слёз. Не нужно подсаживаться к нему ближе, лезть с объятиями и греться о тёплый бок. Никаких поцелуев, неуставных касаний, долгих взглядов, если только не во время кувырканий в постели. Никакой глупой болтовни. И поправлять одеяло, гладить по голове и таскать ей сладости он тоже больше не будет.

Это был бы хороший исход, да. Но Ольша снова полоснула себя по руке, так зло, что впервые всерьёз перестаралась: вместо тонкого почти невидимого следа осталась широкая красно-бурая полоса, на которой наметился желтоватый масляный пузырь. Ольша торопливо впитала в себя тепло, а потом ещё несколько минут сидела, баюкая руку и кусая губы. Тихонько скользнула в ванную, сунула ожог в холодную воду, прикрыла глаза.

Просто нужно быть взрослой и признать, что здесь никак не усидеть на двух стульях сразу. Можно быть коллегами, партнёрами, парой стихийников за совместной работой. Тогда никто не будет пихать в тебя член, но и печеньками подкармливать — тоже. Можно быть ещё и любовниками, мужчиной и женщиной, делящими постель без лишних обязательств. И тогда добродушный заботливый Брент продолжит быть милым, но за это он имеет полное право рассчитывать на такой секс, который ему понравится. А истерики и ночные рыдания неуместны ни в одном из этих вариантов.

Вчера Ольше казалось, что она сможет с ним лечь и если не изобразить страсть, то по крайней мере вести себя адекватно. Увы, уже после первого объятия она показалась самой себе сумасшедшей, и теперь не была уверена, что это не повторится.

Ольша зажмурилась и уткнулась лбом в стену над раковиной, борясь с мерзким липким чувством беспомощности, которое каждый раз приходило вместе с воспоминаниями. Боль, отвращение, страх, тошнота, невозможность вдохнуть из-за навалившейся сверху туши — всё это отпечаталось не так остро, как сосущая пустота вместо всегда отзывчивого огня. Руки на шее, кружится голова, Ольша раздирает их ногтями и тянется к силе, пока чёрные мухи перед глазами не забирают способность хоть что-то чувствовать. Звук удара, перед глазами всё пляшет, металлический гул, привкус крови во рту, трескучие искры вместо напалма. «Горячая девка!» От лампы больно глазам, она пытается закрыться, резкая боль в коленях, она валится на пол и стягивает внутри силу, как рваное одеяло, а та расползается плохонькой марлей и распадается на невесомые ниточки. Кто-то кричит — кажется, она сама, — но воздух в лёгких пуст, в нём нет ни жара, ни даже тепла…

В комнате что-то стукнуло, и Ольша, дёрнувшись, выпрямилась и расплескала набранную в раковине воду. Похоже, Брент тоже проснулся, время как раз к позднему обеду. Рука в холоде блаженно онемела, только под самым ожогом болезненно пульсировало. Волдырь надулся и остановился в росте, оказавшись размером чуть больше ногтя. Ерунда, заживёт… на ней всё заживает, как на собаке.

Ольша промокнула руку и спустила рукав, суетливо вытерла воду с пола, с силой потёрла глаза. И вышла с ровным лицом.

На Бренте были только майка и нижние портки, а рубашку он как раз нюхал с очень сосредоточенным видом. Смутился, натянул её через голову.

— Как ты?

— В порядке, — бодро соврала Ольша.

Брент смотрел на неё внимательно и мягко, совсем как раньше, и от этого Ольшу снова потянуло плакать.

Глава 16

За обедом, сосредоточенно расправившись с тушёной капустой и приступая к кулебяке, Брент вынул из кошеля на поясе три полтинных монеты и придвинул их к Ольше.

Она оторвала взгляд от еды и посмотрела на него с недоумением.

— Сто пятьдесят, — пояснил Брент, как будто предполагал, что Ольша не умеет считать. — Вместе с тремя сотнями в начале это будет, эээ, за шесть дней. Как рассчитываться будем, вычтем.

— Мне… ничего не нужно больше. Я спрашивала только на…

— Сколько у тебя осталось денег?

— Шестнадцать лёвок, — рассеянно отозвалась Ольша. — То есть, двадцать восемь, но двенадцать на письмо…

Брент вздохнул и подтолкнул к ней монеты.

— Бери. Они всё равно твои, какая разница?

Разница была, — и в том, что он запомнил её вчерашнюю просьбу, и в том, как спокойно обо всём этом говорил, и в шоколадной конфете в ярком фантике, что дразнилась из тени чайника бликами на фольге. У Ольши снова заслезились глаза, и она с силой вонзила ногти в предплечье прямо через рубашку. Попала в ожог и чуть не заорала прямо за столом.

Вот как раз мазь можно будет купить. У Брента в аптечке есть, но её никак не взять так, чтобы он не заметил… и Ольша, чуть помявшись, всё-таки взяла деньги.

— Спасибо…

Брент безразлично пожал плечами.

— Если тебе нужно что-то крупное, скажи, я сниму со счёта, пока мы в городе. Здесь должна быть какая-то касса, а следующая — не раньше Ладерави, а мы там будем хорошо если через неделю.

— Нет, нет, ничего не надо.

— Кофта потеплее? Что-то аптечное? Медик? В Бади есть клиника. Если что, задержимся на несколько дней, чтобы ты могла…

— У меня всё в порядке, — быстро сказала Ольша, сжав монеты в кармане. — Я же подошла тогда к Таче, она… в общем, всё в порядке.

— Ну, ладно.

Ольша спряталась за кружкой, а сама пересчитывала про себя, что можно бы, действительно, купить мазь от ожогов, бинт на всякий случай, ещё той настойки для сна, и полоскание почти закончилось. Ольша теперь почти не хрипела, но говорила всё ещё сипло и тихо.

Хорошо бы, чтобы осталось не меньше сотни лёвок… это тогда, наверное, лучше без полоскания. В Рушке она была излишне расточительна, и теперь оставаться совсем без денег было страшно.

— Хорошая погодка, — тем временем дружелюбно заметил Брент, а Ольша растерянно моргнула. — Погуляем?

❖❖❖

Аптека обнаружилась через два дома от гостиницы, а потом они и в самом деле просто гуляли. Брент предложил ей локоть, и Ольша вцепилась в него, вспыхнув то ли надеждой, то ли паникой.

Он не передумал? Нет, действительно, — не передумал?

Брент был большой и надёжный, и рядом с ним Ольша как-то сразу чувствовала себя немного лучше. Он