Укради меня - Ольга Мурашова

хоть что-то с этим сделать. Если треш был не полный – читала дальше. Детективы, триллеры, любовные романы сменяли друг друга. Фэнтези мы не печатали. Но на десятой книге я уже подумала, что зря мы его не печатаем – мне хотелось разнообразия. Я протёрла глаза, в которые уже словно песка насыпали, и взяла в руки следующий перевод.

Очередной кровавый триллер. В целом, не полный треш, но докопаться было до чего. Главный герой, эталонный Марти Сью, в перерывах между расследованиями и возлияниями страдал от неразделённой любви. Любовь звали Катериной, и герой периодически вёл с ней мысленные беседы, как товарищ Сухов с Катериной Матвеевной. Интересно, на какой странице он поедет кукухой, подумала я и стала листать рукопись внимательнее. Сюжет был почти чернушный, и я кинула взгляд на обложку. Олаф Андерсон, “Лишайник”. Так, теперь понятно, ох уж эта скандинавская хтонь, у них там как будто соцсоревнование, кто нагонит больше жути, и иногда это было так плохо, что уже хорошо – наши читатели такое любили и хорошо покупали.

Так, а тут у нас постельная сцена. Пробежав её глазами, я поняла, что в любовный роман автор, пожалуй, тоже бы смог – немного физиологично, но без перебора и с уважением к даме. Лучше, чем в предыдущей рукописи, которую я отложила, как безнадёжную. Я перевернула лист, и тут мой взгляд зацепился за странный абзац, выделяющийся своей цветистостью на общем брутальном фоне.

"Когда я проснулся утром и понял, что Катерины нигде нет, меня накрыло такой болью, которую я никогда раньше не испытывал. Физической боли в моей жизни было достаточно, я хорошо знаю, что это такое, но ощущение того, как только что обретённое безграничное счастье внезапно ушло песком сквозь пальцы, не имеет аналогов в телесном выражении. Именно таким счастьем для меня было чувствовать ещё одно сердце, бьющееся рядом со мной. Она будто околдовала меня – когда она шептала что-то на родном языке, забывшись от моих ласк, её слова действительно звучали для меня, словно заклятие. Или молитва. В тот момент я испугался, что мои руки были слишком грубы для неё, для её нежной кожи, пахнувшей цветочным мылом, аромат которого до сих пор преследует меня, когда я вспоминаю о ней. А значит – каждый день. Несмотря на пять дней, проведенных с ней вдвоём, я совершенно ничего о ней не знал, и как её найти, у меня не было ни малейшего понимания. Я был готов выйти на центральную улицу и смотреть в толпу целыми днями – я узнал бы её в толпе из тысяч и тысяч других женщин, потому что я умею смотреть. Но я знал, что она бы этого не захотела. Я сразу понял, зачем она это сделала, я понимал каждый её шаг, и не мог её осудить. На её месте я поступил бы так же. Но моя боль от этого меньше не становилась. Единственное, что она оставила мне, была недочитанная ей книга, заложенная вместо закладки пустой обёрткой от шоколадки. Я не забрал её с собой, потому что боль возвращалась, когда я смотрел на полную аналогию нашего дурацкого романа, брошенного ей на самом интересном месте. И я снова остался в этом мире совершенно один."

Моя рука соскользнула с листа и упала мне на колени.

Не может быть. Не бывает таких совпадений.

Сердце вдруг заколотилось, и я поняла, что если я буду медлить, оно разорвётся. Мне нужно было знать точно и как можно скорее.

Я побежала в отдел, занимающийся договорами, возглавляемый теперь Дашей, и сквозь одышку потребовала у неё прямо сейчас выложить передо мной договор с автором. Имя, под которым издали эту книгу, мне не говорило ничего, но в договоре обязательно указывается настоящее имя. Даша постучала по клавиатуре и отправила в архив юную стажёрку, которая работала у нас только две недели и ещё даже не прочухала нашу атмосферу настолько, что продолжала носить на работу аккуратное платьице с белым воротничком.

Такое в свое время носила и я, но примерно через месяц работы мне стало ясно, что работа в архиве не для белых воротничков, а для рабочей спецовки. Девчонка ушла всего пять минут назад, а я уже нервно постукивала носком туфли по полу.

– Даш, а ты не могла бы сама поискать, а? – не выдержала я.

– Слушай, Катя, а может, ты не будешь у моих сотрудников над душой стоять? Мы найдём договор и сообщим тебе. Что за срочность такая? – Дашин тон не оставлял сомнений, что моё появление отвлекает всех от обычной ежедневной текучки.

В любой другой ситуации я бы поняла её на сто процентов – я не имела полномочий чего-то требовать от людей, которые мне не подчиняются, я могла только попросить. А я не просила, я требовала и делала это, как в “Крёстном отце” – без уважения.

– Даша, мне правда срочно. Я подожду, сколько надо, но без него не уйду. Даже не надейся.

Договор искали, по моим ощущениям, целую вечность, но я уселась на чей-то стул посреди кабинета и не собиралась покидать помещение. Когда стажёрка, наконец, появилась и протянула мне папку, я практически вырвала её у неё из рук.

Мои трясущиеся пальцы жадно листали бумаги, я даже чуть не порвала несколько листов. Вот и имя. Эрик Нильсен.

Вдох. И выдох. Кажется, я снова могу дышать свободно.

Я его нашла. Или это он меня нашёл. С ним никогда не понятно до конца.

Пробормотав «Спасибо», я швырнула не нужный мне больше договор на Дашин стол, повернулась и собралась было уйти, но Даша бросила мне в спину:

– Сходила бы ты в отпуск, Савельева. Доработаешься ведь.

Не оглянувшись на её слова, я отправилась обратно в свой кабинет, провожаемая говорящими взглядами. В чём-то Даша была права. Но это сейчас не имело никакого значения. Пора приниматься за работу, возможно, самую важную в моей жизни.

Я приняла решение, ещё идя по коридору к своей двери. Недрогнувшей рукой занеся рукопись в план, я отправила весь документ на согласование руководству. Но они согласуют, за мной работу никто и никогда не перепроверял – репутация, мать её. Книга выйдет на русском в этом году. Я лично за этим прослежу.

Формально это было коррупцией – я включила в план издательства рукопись своего случайного любовника, прочитав оттуда буквально три абзаца. Что вполне можно было трактовать, как конфликт интересов. Но мне было наплевать. Про