Попаданки. Розарий для феодалок. - Людмила Вовченко

на неё, потом снова на Наташу. — Земля остаётся за вами. Люди — тоже. Налоги — фиксированные. Но… — он сделал паузу, — вы обязуетесь поставлять часть продукции. Масла. Настои. Всё, что сочтут нужным. Наташа чуть наклонила голову. — А взамен? — Защита, — ответил он. — От чужих претензий. — От ваших? — уточнила Шура. Мужчина не ответил. И этого хватило. Наташа медленно улыбнулась. — Вы предлагаете нам крышу, — сказала она. — За наш же товар. — Так работает порядок, — пожал он плечами. — Нет, — спокойно ответила Наташа. — Так работает паразитизм. Тишина упала тяжёлая. Молодой из троих дёрнулся, будто ожидал удара. Гийом шагнул вперёд — не резко, но так, что стало ясно: разговор перестал быть теоретическим. — Мы не отказываемся от договора, — сказала Наташа, прежде чем он успел что-то сказать. — Мы его переписываем. Старший прищурился. — Вы в позиции торговаться? — Я в позиции выбирать, — ответила она. — И вот что будет: мы платим налог. Деньгами. Фиксировано. Без поставок. Без «вдруг понадобилось». А взамен — никакого вмешательства. Ни людей. Ни условий. Ни проверок без причины. — Это нагло, — сказал он. — Это честно, — ответила Наташа. — И выгодно. Вы получаете стабильность. Мы — свободу. Если вы хотите нас задушить — у вас уйдёт больше сил, чем вы получите прибыли. Вы это уже поняли, иначе вас бы здесь не было. Мужчина смотрел на неё долго. Потом медленно выдохнул. — Вы уверены, что справитесь? Наташа посмотрела ему прямо в глаза. — Мы уже справляемся. Когда они ушли, Шура села прямо на ступени и выдохнула так, будто сбросила мешок с плеч. — Ну всё, — сказала она. — Теперь нас точно не любят. — Зато считают, — ответила Наташа. Гийом подошёл ближе. — Ты понимаешь, — сказал он тихо, — что если они согласятся, ты станешь опасным примером. — Я и так пример, — ответила она. — Просто теперь это официально. Он смотрел на неё с тем выражением, в котором смешивались уважение и что-то куда более личное. — Ты не боишься? Она повернулась к нему, положила ладонь ему на грудь — туда, где чувствовалось ровное, сильное сердце. — Я боюсь, — сказала честно. — Но я больше не одна. Он накрыл её руку своей. — Тогда они проиграли, — сказал он. И в этот момент Наташа поняла: эта страница истории — точка, после которой назад дороги нет. Теперь либо они станут частью новой реальности, либо эту реальность придётся признать всем остальным.

Наташа поняла, что разговор не закончился, ещё до того, как это стало очевидно всем.

Вечером, когда солнце уже ушло за линию холмов и двор наполнился привычными звуками — бряцанием посуды, шагами, негромкими голосами, — напряжение не рассеялось. Оно просто ушло глубже, стало частью воздуха, как влажность перед дождём. Люди работали аккуратнее обычного. Не суетились, но и не расслаблялись. Смотрели на Наташу иначе — не с вопросом, а с ожиданием. Теперь от неё ждали не только решений, но и защиты. Она это чувствовала кожей. Шура занялась кухней — не потому что надо было, а потому что в такие моменты ей требовалось делать что-то руками. Резала коренья, перекладывала травы, бурчала себе под нос. — Знаешь, — сказала она, не оборачиваясь, — раньше я думала, что самое сложное — это начать. А оказалось, самое сложное — не дать отнять. — Отнимать будут всегда, — спокойно ответила Наташа. — Вопрос только — сколько им это будет стоить. Она вышла во двор, прошлась вдоль построек, остановилась у сарая, где хранились бочки с настоями. Дерево уже пропиталось запахами — травяными, тёплыми, живыми. Это был запах будущих денег, будущей свободы, будущих конфликтов. Значит, так, — подумала она. Цена понятна. Теперь посмотрим, кто готов платить. Гийом появился рядом не сразу. Он не вмешивался, когда видел, что ей нужно побыть одной. Это было редкое и ценное качество. — Они вернутся с ответом, — сказал он, когда всё-таки подошёл. — Не сегодня. — И не завтра, — согласилась Наташа. — Они будут тянуть. Проверять, не дрогнем ли. — Не дрогнем, — сказал он уверенно. Она посмотрела на него — внимательно, долго. В этом взгляде было больше, чем в словах. Благодарность. Признание. И то, что пока не нуждалось в названии. — Ты сегодня сделал правильно, что молчал, — сказала она. — Это был твой бой, — ответил он. — Моя задача — стоять так, чтобы в него не полезли лишние. Она улыбнулась — устало, но искренне. — Хорошая у тебя профессия. — Сложная, — поправил он. — Особенно рядом с тобой. Ночью Наташа снова не спала сразу. Но в этот раз мысли не метались. Они выстраивались. Если договор примут — усадьба станет узлом. К ней потянутся люди, идеи, зависть. Если откажут — давление усилится, но уже открыто, а значит, предсказуемо. Оба варианта были рабочими. Хуже всего было бы равнодушие. Но его уже не осталось. Она легла на бок, чувствуя тепло рядом. Гийом спал неглубоко, как всегда. Его рука лежала на простыне между ними — не касаясь, но обозначая присутствие. Наташа сама сдвинулась ближе, позволив его пальцам сомкнуться на её запястье. Никакой страсти. Никакой спешки. Только уверенность, что если завтра придётся держать удар — она выдержит. Потому что дом уже существовал. Не как стены. Как решение. А решения, принятые осознанно, не отменяются первым же давлением. Ночь всё-таки сдалась под утро — как сдаются сильные вещи: без шума, но окончательно. Сначала побледнело небо, потом из травы поднялся туман, и двор стал будто чужим — размытым, мягким, словно усадьбу на минуту завернули в мокрую простыню, чтобы спрятать от глаз. Наташа встала раньше всех. Не потому что надо было, а потому что внутри уже включился режим: если ждёшь ответа — готовься к любому. Она накинула плащ, прошла босиком по холодным доскам, остановилась на пороге и вдохнула. Запах был густой: мокрая земля, дым, чуть кислое сено, прелая древесина. И поверх всего — тонкая травяная нота от бочек с настоями. Такой запах не бывает у пустого места. Это пахло хозяйством, жизнью, деньгами, работой. Снаружи было тихо. Люди спали. Только где-то скрипнуло дерево — дом оседал, как старый зверь, который устроился поудобнее. Наташа обошла двор, проверяя привычным