Попаданки. Розарий для феодалок. - Людмила Вовченко

мы слишком заметны. Слишком… правильные. Если нас сейчас раздавить — слишком много глаз. Слишком много вопросов. Они пойдут через людей. Гийом сел, опершись локтями о колени. — Через кого? — Через тех, кто захочет кусок. Через обиженных. Через завистливых. Через тех, кому покажется, что мы живём «слишком хорошо». Он кивнул. Это было знакомо. Так работали везде, где власть не хотела пачкать руки. — Значит, нам нужно, чтобы люди были не просто рядом, — продолжила Наташа. — А заинтересованы. — Уже, — сказал он. — Они держатся за это место. — Недостаточно, — покачала она головой. — Они должны понимать, почему держатся. Не за нас — за порядок. За выгоду. За то, что здесь лучше, чем везде. Гийом смотрел на неё долго, а потом вдруг улыбнулся — не широко, но с тем редким теплом, которое появлялось у него только в моменты, когда он видел чужой ум в действии. — Ты снова строишь крепость, — сказал он. — Нет, — возразила Наташа. — Я строю рынок. Крепости рушатся. А рынок… его защищают все, кто на нём зарабатывает. Он хмыкнул. — Напомни мне никогда не играть с тобой против тебя. — Ты и не играешь, — спокойно ответила она. Утром она начала действовать сразу, без пафоса и объявлений. Не собрала всех во дворе. Не произнесла речь. Она просто поменяла мелочи, которые на самом деле были не мелочами. Рабочие получили чёткие доли от продаж — не обещания, а реальные цифры. Женщины, которые помогали с маслами и настоями, узнали, сколько именно стоит их труд, и что часть денег пойдёт не «куда-то», а обратно — на дом, инструменты, детей. Молодым парням дали возможность учиться ремеслу, а не просто таскать мешки. Шура, наблюдая это, вечером сказала: — Ты сейчас сделала опасную вещь. — Какую? — спросила Наташа, не отрываясь от записей. — Ты показала людям, что они не пешки. Наташа подняла глаза. — Именно. Пешки легко сбросить со стола. А партнёров — нет. Бертран вернулся через три дня. Без свиты. Без пафоса. С лицом человека, который понял, что переговоры пошли не по его сценарию. — Сеньор готов принять вашу сумму, — сказал он, не тратя время на приветствия. — Но с условием. Наташа даже не предложила ему сесть. — Слушаю. — Вы обязуетесь поставлять часть продукции на ярмарки, которые укажет сеньор. Шура фыркнула, но Наташа подняла ладонь. — На каких условиях? — спросила она. — Фиксированная цена. Наташа улыбнулась. Медленно. Очень вежливо. — Нет. Бертран нахмурился. — Это не просьба. — Тогда это плохое предложение, — ответила она. — Фиксированная цена — это способ разорить производителя. Мы продаём там, где выгодно. Или не продаём вовсе. — Сеньор не любит, когда ему отказывают. — Сеньор любит доход, — спокойно сказала Наташа. — А доход — это гибкость. Если он этого не понимает, пусть наймёт другого управляющего. Молодой с манжетами резко втянул воздух. Бертран смотрел на неё долго, потом медленно кивнул. — Вы не боитесь. — Я боюсь, — сказала Наташа. — Но я умею считать риски. Пауза. — Хорошо, — сказал он наконец. — Я передам и это. Когда он ушёл, Шура расхохоталась — резко, по-молодому. — Ты только что предложила заменить управляющего. Прямо в лицо. — Я предложила сеньору выгоду, — спокойно ответила Наташа. — А Бертрану — подумать, на чьей стороне он хочет оказаться. Гийом подошёл ближе, обнял её за талию — не демонстративно, а по-хозяйски, уверенно. — Ты понимаешь, — сказал он тихо, — что если Бертран умён, он станет нашим союзником. А если нет — нашим врагом. — Умные люди редко выбирают сторону, где их используют, — ответила Наташа. — Особенно когда рядом появляется альтернатива. Он посмотрел на неё с лёгким удивлением. — Ты сейчас не просто защищаешь дом. — Я строю сеть, — сказала она. — Дом — это начало. Но если мы хотим выжить, нам нужны связи, рынки, люди за пределами этих стен. Она повернулась к нему, положила ладонь ему на грудь. — И здесь мне нужен ты. Не как меч. А как лицо. Он чуть приподнял брови. — Ты предлагаешь мне роль? — Я предлагаю партнёрство, — ответила она. — Настоящее. Он не ответил сразу. Только наклонился и поцеловал её — глубоко, уверенно, без сомнений. Так целуют, когда уже сделали выбор. — Тогда я с тобой, — сказал он. — Не до первой угрозы. До результата. Наташа выдохнула и впервые за несколько дней почувствовала не напряжение, а азарт. Потому что теперь это была не оборона. Это было наступление.

Глава 18.

Глава 18.

Год вошёл в дом не как гость, а как хозяин.

Наташа поняла это в тот момент, когда перестала помнить, как было «до». Не прошлую жизнь — та давно улеглась, как старая боль, — а первые месяцы здесь: тревожные, резкие, наполненные ожиданием удара. Теперь ударов не ждали. Теперь считали. Утро начиналось с цифр, но заканчивалось людьми. Во дворе уже не спрашивали разрешения — спрашивали мнение. Рабочие спорили между собой, а не тянули каждого вопроса к ней. Женщины, занятые маслами и настоями, говорили «наш доход», а не «ваш». Даже дети бегали иначе — громче, свободнее, будто чувствовали, что за стенами дома есть не только защита, но и будущее. Шура сидела на низкой скамье у сарая и чинила корзину, ловко переплетая прутья. Когда Наташа подошла, не подняла головы. — Ты заметила? — спросила она. — Что именно? — Наташа остановилась рядом. — Меня перестали бояться, — сказала Шура спокойно. — И начали уважать. Наташа улыбнулась. — А меня перестали проверять. Значит, всё идёт правильно. Шура фыркнула. — Никогда бы не подумала, что в моём возрасте буду строить маленькую экономическую империю. — Не маленькую, — возразила Наташа. — Просто честную. А это редкость. Шура подняла голову, посмотрела на неё внимательно. — Ты счастлива? Вопрос был прямой. Не из праздного интереса. Наташа задумалась. Не над ответом — над ощущением. — Я… на месте, — сказала она наконец. — И это больше, чем счастье. Гийом вернулся под вечер — с дороги, с новостями, с тем особым выражением лица, по которому Наташа понимала: что-то изменилось. — Бертран принял предложение, — сказал он, когда они остались вдвоём.