Бесчувственный Казанова - Л. Дж. Шэн

Не настолько, чтобы при возможности поступить иначе (слишком уж привык ставить себя выше других), но, увидев ее такой несчастной, испытал те же ощущения, как в тот раз в Испании, когда заработал сильное пищевое отравление.

Поджав губы в отвращении Даффи встала на цыпочки. Все происходило, словно в замедленной съемке. Она неловко опустила руку на мою грудь, мышцы которой инстинктивно напряглись от ее прикосновения. Из-за этого Даффи резко отпрянула, а я, в свою очередь, обнял ее за талию, чтобы не упала. Она подняла голову. Ее глаза наполнились страданием и тревогой.

Ничего прекрасней нее я еще в жизни не видел, включая все пейзажи на планете Земля. Ни одна гора, холм, озеро или океан даже рядом не стояли.

– Ты не обязана, – тихо проговорил я. – Помнишь, о чем мы говорили? Не давай людям властвовать над тобой.

– Я… Я… Я…

– Хочешь меня убить? – предположил я, пока все присутствующие в вагоне продолжали скандировать, требуя поцелуя. Отчего-то казалось, будто голоса заточили нас в уединенной капсуле, в которой мы остались вдвоем.

Даффи пошевелила языком во рту, словно он онемел.

– Я боюсь публичных выступлений.

– К счастью, у нас зрители поневоле.

– Целуй! Целуй! Целуй!

– Нет, ты не понимаешь, я… – Она сделала прерывистый вдох. – В детстве я не пользовалась особой популярностью. Училась в государственной школе для талантливых детей на полной стипендии, а Киран ходил в «нормальную» школу. Я была там единственным ребенком из бедной семьи. А я была… ну, очень бедной. На переменах другие ученики собирались вокруг меня и выкрикивали все, что обо мне думали. О моей форме, семье, о моем… моем ланч-боксе. О том, какой он пустой. Я не люблю внимание.

Так вот откуда взялась ее одержимость деньгами. Ее высмеивали на этой почве.

– Эти люди не твои тупоголовые обидчики, – тихо сказал я.

Даффи захлопала глазами, очень медленно все обдумывая.

– А еще я ужасно целуюсь.

– Ты не можешь этого знать. – Если только ей не сказал об этом Сосунок, но в таком случае я лично отправлюсь в Непал и столкну его с Эвереста.

– Нет, правда ужасно.

– Целуй! Целуй! Целуй!

– В самом деле? Ладно. – Я вздохнул. – Тогда свадьба отменяется.

– Серьезно? – Она поморщилась, внезапно показавшись уязвимой.

– Нет.

– Я не могу…

Она правда не могла. Мне доводилось видеть замороженные полуфабрикаты – не такие холодные, как эта женщина. Именно поэтому я взял инициативу в свои руки, наклонился и без лишних слов зацеловал ее до потери сознания.

…Ну ладно, я этого не сделал.

Но все же наклонился, чтобы сдержанно и прилично ее чмокнуть. Поцелуй был мимолетным. Всего лишь легкое касание. Меня даже на досмотре в аэропорту трогали с большим рвением, и все же мой друг в штанах счел целесообразным благодарно кивнуть.

Вагон разразился свистом и одобрительными возгласами. Нас ослепили вспышки камер. Очевидно, людей устроило наше вялое проявление чувств.

Даффи плюхнулась обратно на сиденье. Начисто вытерла губы дрожащей рукой.

– Не могу поверить, что рассказала тебе про свои школьные годы. Как унизитель… – Она замолчала, едва осознав, что достоинство ее будущего мужа находится прямо перед ее лицом в полувозбужденном состоянии. На уровне глаз.

Даффи подняла взгляд к моему лицу. Шок сменился яростью.

– Вот это у вас наглость, сэр, – громко прошептала она.

– Вот это у тебя губы, – ответил я в качестве объяснения. Если Бог существует, то со второй парой губ я тоже встречусь.

– Убери эту штуковину. Такое ощущение, что она сейчас выколет мне глаз, – пожаловалась Даффи, и я сумел сдержать смех. С трудом.

– Никто не просил тебя садиться.

– Никто не просил меня домогаться.

– Что, прости? Если кому и стоит рыдать в душе, обняв колени, так это мне. Ты всего пару часов назад мысленно облизывала мою грудь, – напомнил я. – Когда мы были в твоей квартире.

– Ничего я не облизывала, – процедила она, раскрасневшись.

– Нет, облизывала.

– И я в очередной раз не могу поверить, что тебе скоро сорок.

– Думаешь, достигнув определенного возраста, начинаешь говорить, как Морган Фримен? – Я нахмурился, устав от этой ее фразы. – Тридцатисемилетние все так же матерятся, отпускают шутки ниже пояса, играют в приставку и предпочитают чипсы с газировкой вместо брокколи и курицы. А еще по-прежнему считают, что «Очень странные дела» лучше любой документалки о кочевых муравьях.

– Но они не говорят «сходить по-большому»!

– Нет, говорят. А еще ты скоро свяжешь себя законными узами с человеком, который может запросто сделать татуировку с этой фразой у себя на заднице.

– Ты не посмеешь. – Даффи стиснула челюсти, и я понял, что она правда думала, будто я на такое способен.

Я сверкнул победной улыбкой.

– Да что ты? Могу я напомнить, что женюсь на незнакомке из-за бессмысленного соперничества со своим боссом?

– У вас все нормально? – Дамочка, собиравшаяся меня поцеловать, если этого не сделает моя невеста, встряла в наш спор. – Вы какие-то… напряженные.

– Замечательно. – Даффи ответила ей фальшивой холодной улыбкой.

Замечательно, как же.

Ей не терпелось вернуться домой, чтобы прополоскать горло хлоркой.

Глава 14. Риггс

Эммет:

…

Риггс:

Сейчас глубокая ночь, Эммет. Неужели не пасешь женщин в соцсетях?

Эммет:

Пришли мне вашу совместную фотографию.

Риггс:

Может, у меня и настолько большой, чтобы считаться отдельным существом, но царское «мы» уже излишне.

Эммет:

Тебя и Дезире, умник.

Риггс:

В одежде или без?

Эммет:

…

Риггс:

Извращенец.

* * *

Я проснулся под звуки конца света.

Крики, плач, грохот, хлопанье дверьми. Я бы предположил, что Даффи решила сразить в гостиной медведя. И терпела поражение.

Приоткрыв один глаз со своей наблюдательной позиции на диване (кое-как привык спать, положив ноги на журнальный столик), я заметил, что моя невеста рыдает над раковиной, разговаривая с кем-то по фейстайму.

– Ну конечно, это конец света, Киран!

Черт. Апокалипсис. Я задумался, успею ли быстренько с кем-нибудь переспать. Казалось неправильным уходить без последней гулянки. Особенно после воздержания, наметившегося с тех пор, как судьба заточила меня в крохотной квартире с заносчивой британкой, которая сексуальным аппетитом не отличалась от банки колы. Моя так называемая скандинавская подруга, о которой я рассказал Поппинс в ее последний рабочий день, была плодом воображения, призванным подразнить ее пуританский разум.

– Вовсе нет. Напротив, это даже хорошо, – высказался ее брат.

– И что в этом хорошего?

– Вдруг твой сбежавший бывший это увидит и наконец начнет думать головой.

Поппинс громко сглотнула и еще больше разрыдалась.

– Би Джей! Я об этом даже не подумала. Чем же хорошо, если он узнает?

– Может, он перестанет воспринимать тебя как должное.