Американка - Хэдди Гудрич

— Это что, новый?

— Мне Анита подарила.

Он повернулся к Аните и угрожающе веселым тоном спросил:

— А где мой золотой браслет?

— Ну перестань, — ответила Анита. — Тебе ведь даже не нравится золото.

— Я должен был догадаться. Вот так всегда, — вздохнул Умберто.

— «Так» — это как? — Анита начала злиться, несмотря на шутливый тон сына.

— Я всегда последний в списке твоих приоритетов. Ну и ладно, я все понял, сам разберусь, забудь.

— Нет уж, давай говори. Что такое?

— Помнишь, например, как ты Риккардо купила новый велосипед, а мне — нет?

— Умбе, опять ты с этой историей! — Я испытывала почти облегчение, когда ссора началась в открытую.

Анита защищалась: у Риккардо был день рождения, а у Умберто уже имелся велосипед. Умберто спорил: да, был, но ржавый, с кривым рулем, к тому же достался ему от кузины и ужасного цвета.

— Ну а сейчас-то что тебе надо? — спросила Анита. — Купить тебе новый велосипед на Рождество?

— Вот и добрались до сути, — объяснил мне Умберто. — Видишь, как мне не повезло родиться в Рождество? Дарят-то подарки один, а не два раза.

— Зато ты родился в один день со Спасителем.

— Тоже мне утешение! — Мать и сын принялись хохотать.

Ссора была ненастоящей. Я обрадовалась еще и тому, что их перепалка очень кстати отвлекла внимание от моего нового браслета. Но сама того не желая, я снова подняла эту тему. Мы с Умберто мыли посуду, я поблагодарила и похвалила его за щедрость и вкусный ужин.

— Да я и не думал тратить свои деньги, — сказал он мне вполголоса, поглядывая на мать, которая складывала скатерть. — Почти всю зарплату я кладу на счет в банке, коплю на собственный ресторан.

— А как же тогда ты все это купил?

Он ответил, едва шевеля губами, словно чревовещатель:

— Помнишь тот браслет от Даниеле, который Анита выбросила в мусорку?

— Конечно.

— Ну а я в тот день после работы достал его и спрятал на черный день — такой, как этот. И вчера я браслет продал. А то что бы мы ели сегодня? Жареное масло?

Он смыл мыло с моего запястья и добавил с почти материнской нежностью:

— Если все это было нужно только для того, чтобы мама подарила тебе браслет, я очень доволен.

Значит, пройдя долгий извилистый путь, браслет Даниеле стал моим. А еще сегодня мы втроем проглотили и переварили самый горький кусок в жизни Аниты. Вот она знает, как жить сегодняшним днем и без сожалений, подпитывая себя любовью и беря от жизни самое важное.

* * *

Раффаэле не знал, в какой квартире и на каком этаже я жила, поэтому теоретически я могла просто спрятаться. И все же в субботу после прогулки с Салли я неожиданно решила: если Раффаэле будет ждать у моего подъезда в полдесятого, я пойду с ним на вечеринку. Анита оказалась довольна. Она только немного нахмурилась, потому что я толком не могла ей сказать, где будет вечеринка, придут ли за мной пешком или приедут на машине и какая фамилия у моего спутника.

Я надела платье Луизы, которое не успела ей вернуть, и спустилась к подъезду ровно в девять тридцать. Я подняла ворот куртки, пытаясь защититься от всепроникающей вечерней сырости. Долго я так не простою. Но тут Раффаэле подъехал — на машине, уже другой. Он сразу вышел и галантным жестом открыл передо мной дверцу.

— Какая ты красивая.

Элегантными выглядели не только его движения, но и одежда. Длинное черное пальто, такие же черные брюки, под пальто кипенно-белая рубашка. Бледное лицо и черные как ночь волосы. Кажется, он даже красив.

— Боишься меня? — спросил Раффаэле, когда я садилась на переднее сиденье.

— Нет.

На заднем сиденье целовалась парочка. Девушка была сильно накрашена, кажется, она тоже не из лицея. Мы поздоровались. Я смотрела не на них, а на ногу Раффаэле, на стрелку брюк вдоль его мощной ноги, которая надавила на газ.

— Что бы тебе ни рассказали, — сказал он, глядя на дорогу, — я не каморрист. Они все преступники. А я да, могу рассердиться, могу затеять драку — но и все.

Мы ехали. Машина попала колесом в яму и подскочила, девушка на заднем сиденье что-то недовольно воскликнула.

— Эй, повнимательней, — проворчал ее спутник.

— Спокойно, ничего ей не будет, — ответил Раффаэле, и было непонятно, говорил он о машине или о девушке.

Мы приехали в самый конец улицы Вилла Комунале, почти к порту. Припарковались в глубине засаженной деревьями небольшой площадки. Тусклый свет фонарей осветил нас и церковь неподалеку. Вечеринка была на последнем этаже одного из двух домов, стоящих друг напротив друга. На входе мужчина принял наши пальто, оглядел нас с ног до головы профессиональным взглядом, прямо обыск без прикосновений. Может, это не просто вечеринка, а закрытый клуб? Но внутри все больше напоминало квартиру или картинную галерею. Просторная гостиная с абстрактными полотнами на стенах, яростные мазки черного и красного в духе Джексона Поллока. У стен стояли черные кожаные диваны. В центре танцевала толпа, которая мгновенно втянула в себя парочку с заднего сиденья нашей машины. Представители обоих полов, чей возраст невозможно было определить, танцевали с поднятыми руками, словно пытались ухватить летающие по комнате мыльные пузыри. Ритмично мерцающий свет превращал толпу в серию порванных, а затем плохо склеенных фотографий, а музыка била по голове, словно топор. Кем бы ни были владельцы этого дома, их соседи весьма терпеливы.

Раффаэле отвел меня на маленькую кухню, пустую, если не считать большого выбора алкоголя. Бармен в галстуке спросил, что бы мы хотели, точнее, мне так показалось, потому что музыка исключала любую возможность разговора. Раффаэле пришлось кричать бармену на ухо. А может, они были друзьями и просто поздоровались. Перед тем как обернуться к буфету с бутылками, бармен хлопнул Раффаэле по плечу и назвал его «Ральф».

— Ральф? Серьезно? — почти крикнула я. Совершенно неподходящее имя для восемнадцатилетнего парня из Неаполя.

— Так меня называет те, кто любят.

— А те, кто не любит?

Раффаэле меня не услышал. Он перекинулся еще парой слов с барменом, потом спросил, что я буду пить. Я ничего не хотела, но он настаивал, и я заказала единственное, что пришло в голову, — «Бейлис».

Мы сели на диван рядом с окном, откуда открывался прекрасный вид на залив — настолько величественный, что он противоречил легкомысленному настрою вечеринки. Мой «Бейлис» по вкусу напоминал тирамису, и алкоголь сразу ударил в голову. Горячее бедро Раффаэле прижалось к моей ноге так, словно