Когда не поздно простить - Сергей Кулаков

— И что, что с ночи? — возмутилась Римма. — Надо будет — привози. Ты же знаешь, я всегда с ним побуду.

— Мы сами! — повторил Денис. — Все, Алеша, прощайся, нам пора.

Закрыв за ними дверь, Римма глянула на Сашку.

— Поплачь, — сказал тот.

— Дурак, — ответила Римма.

Сашка усмехнулся — чертики запрыгали в глазах, — ушел к компьютеру.

Римма глянула на часы — пора собираться на работу.

Собираясь, посматривала на телефон.

Молчит.

Валера мог бы уже позвонить. Знает, что она ждет. Они встречались возле переходного моста и дальше шли вместе. Жил неподалеку, во дворах возле привокзальной площади. Обоим очень удобно.

Не позвонил. Плевать ему, что ей одной идти через деревню страшно. Он, поди, и не думал об этом. Сам шел, как колонна, шавок под ногами не замечал, на встречных — хоть целая толпа — не реагировал. Римма бойко семенила впереди, прикрытая его габаритами, как щитом, и никаких опасностей не замечала. Какие с ним опасности? Он сам для кого хочешь, опасность. Такого верзилу обходили почтительно — и ее вместе с ним.

Теперь беги, как девчонка, всех бойся, надейся только на крик да на свет фонаря вдали.

Предатель.

Могла бы и Любка позвонить. Она тоже хороша. Бросила прощальное слово, как кирпич уронила, — и ходу. Характер показала. Ты еще не знаешь, что такое характер! А деньги все равно нужны. По знакомым, по родственникам нужную сумму не настреляешь на целый-то дом. Наобещают, да, но как до дела дойдет — половина откажет. И что тогда ты будешь делать? Позвони, дура такая, пока я добрая, жду.

Любка не звонила.

Никто не звонил.

Римма собралась, тщательно. Сегодня она меняла Жанку, лаборантку, работавшую в смену со Светкой Трофимовой, оператором котельной. Когда-то Римма дружила со Светкой, почти закадычными подругами были. Потом рассорились, да так, что до драки дошло. Первой бросилась Римма, но Светка довела, это никто не отрицал. Потом перестали даже ругаться, и при всей ограниченности служебного пространства умудрялись друг друга не видеть месяцами. Разве что издалека, мельком. Их отношения переросли в холодную войну — бессрочную. И так шло уже лет пять. Или шесть, Римма не снисходили до подсчитывания.

Жанка же со Светкой, помимо работы, дружили. Такие были подруги — чуть мужьями не делились. И, понятно, обе они одинаково ненавидели Римму: в настоящей дружбе, как в любви, надо идти до конца. Но Жанка не могла обособиться, как Светка, ей надо было сдавать Римме смену. Приходилось общаться: с омерзением для обеих, но с видимостью хороших манер. Обеим дамам было за сорок, Жанка даже на три года старше, обе себя ценили и понимали, что надо как-то держаться в рамках приличий. И держались — каждая по-своему.

Так что Римма собиралась не без мысли, чтобы Жанка не нашла, к чему придраться, чем порадовать Светку.

Светкин муж, дальнобойщик, зарабатывал много. Поэтому выглядела и одевалась она очень хорошо. Ей было сорок шесть, а едва дашь тридцать восемь, плюс грудь и симпатичная мордашка — Римма ненавидела ее ничуть не меньше, чем та ее, и было понятно, за что. Столь явного соперничества не вынесет ни одна женская душа, и Римма не раз сладострастно вспоминала, как тузила мягкое, смятое страхом тело бывшей подруги.

Перед уходом она сунулась на минуту к Сашке.

— Скажешь отцу, что все на плите. Если пойдет в рейс, пусть берет, сколько надо, хоть все забирает. Я завтра еще приготовлю.

— Хорошо, — кивнул Сашка. — Скажу.

— Сам тоже ешь, не сиди голодный.

— Ага…

Сашка залипал взглядом в компьютер, на мать не смотрел, будто ее и не было.

Ничего в голове, только этот компьютер!

Римма подавила раздражение. Не хотелось уходить из дома злой. Посмотрела на Тишку, стоявшего, как всегда, у ее ног. Провела пальцем по упругой веточке позвоночника. Тишка сразу завибрировал горловыми шариками, выгнул спину, вздыбил хвост с готовностью общаться сколько угодно.

Вот кто был ее самый верный мужчина!

Глянув на закрытую дверь мужа, Римма вздохнула — что с дурака взять? Решила не трогать, пока из рейса не придет. Устанет, размякнет — тогда и воспитывать.

Валеры у моста не было.

А Римма так надеялась! Просто-таки шла и загадывала, чтобы ждал. Уверена была, что придет! Так в себе эту уверенность раскручивала, множила, даже капли не осталось сомнений, что сейчас подойдет, увидит…

Не увидела. Вернее, приняла чей-то рослый силуэт за Валеру, но еще не успев обрадоваться, поняла — не он.

Валеры не было. Уже стемнело, народу было мало, сновали больше возле магазина, кто-то садился в автобус, а возле переходного моста пусто. Будний день, вечер, зима. Кто хотел, уехал, остальные дома сидят.

Подосадовав на себя, что вышла на пять минут раньше в надежде, что Валера будет ждать у моста и она не даст ему повод уйти, не дождавшись ее, Римма чуть замедлила шаг у магазина и со всей возможной тщательностью огляделась вокруг.

Нет, Валеру ждать она не собиралась. Ждать его — ошибка недопустимая. Это значит, дать понять, что вчера он был молодцом, отсиживаясь в дежурке, заставляя ее ишачить на соли, терпеть унижения от Михалыча, и уверить его в правильности поведения, и возможности в дальнейшем безо всяких для себя последствий именно так и поступать.

Но последствия должны быть! Иначе какой смысл в их отношениях, если он будет свободно ею помыкать, получать все, что ему нужно и не чувствовать при этом никакой вины? Это значит, Римма должна за грязь какую-то себя считать — за нечеловека вообще.

Не женщину, то есть!

Да, были и есть бабы, которые терпели и терпят — вечно. Как Любка, например. Римма терпеть не хотела — ни минуты. Поэтому ждать она никого не собиралась. Если бы ждал Валера — другое дело. Совсем другое! О, как бы это много значило. Осознал, раскаялся, зарекся впредь — все такое и еще многое разное всякое. Нужное.

Но Валеры не было. А Римма ждать не могла.

Единственное, что она позволила себе — оглядеться. Вдруг идет? Тогда можно было спрятаться в тени за киоском, и посмотреть: будет ждать или нет? Если бы ждал, тихонько выйти, подойти впритык и… Там бы уже нашлось, что сказать и что сделать.

Но короткий, хотя и самый тщательный осмотр улицы и, особенно, темного прохода между домами, откуда мог появиться Валера, ничего не дал. Улица была пустынна — тетеньки с сумками и молодежь не в счет. Из прохода выбежала черная, лохматая собака, вытянула вправо